Латышские стрелки

Латышская тема в воспоминаниях ижевских повстанцев. Гутман–Ганн, Д.И. Федичкин и др.

Заметим, что штаб 2-й Красной армии в Сарапуле в то время – это, в первую очередь, латышские стрелки из Уфимского батальона и окружения Антонова-Овсеенко. Именно их благодарит за свое спасение неизвестный ижевский повстанец,  попавший в плен в бою под Ижевском 18 августа 1918 г. в своем рассказе  «В плену у красноармейцев»: «Захватив, нас отвели в сторону, версты на полторы и готовились тотчас же расстрелять, но в это время подъехал главнокомандующий красноармейцев Антонов и запретил расстреливать в виду того, что он будет лично снимать допрос /…/. По приезде в Сарапул держали нас у пристани до 8 час. вечера. Совещались, что с нами делать? Получилось отправить в тюрьму, куда нас и погнали. По дороге около матросской секции матросы хотели нас расстрелять, но охранявшие нас латыши не допустили»[1].

Пожалуй, именно журналист Гутман-Ган, первым из активных участников восстания  (хотя воевал он, так сказать, пером и пишущей машинкой) «нашел» в латышских частях одну из главных причин поражения восстания:

«Факт Ижевского восстания произвел в советских рядах замешательство. Это был страшный удар в сердце советской власти. Ведь в Ижевске восстали не офицеры и генералы старой армии, не капиталисты или городская буржуазия. Против “рабоче-крестьянской власти” восстали рабочие и крестьяне /…/ .

/…/ Ижевское восстание в тылу казанской группы красных отрядов было смертельным ударом, угрожало отрезать от казанской базы Советскую армию, оперировавшую на Вятке, Каме, Белой. Поэтому в Москве известие об Ижевском восстании произвело панику. Посыпались истерические приказы Троцкого “сравнять вероломные Ижевск и Воткинск с землей”, “беспощадно уничтожить ижевцев и воткинцев с их семьями”. Из Москвы, Петербурга, Казани двинуты были коммунистические и латышские части, получившие задание во что бы то ни стало очистить Ижевско-Воткинский район от белых /…/.

Вскоре, однако, народное движение докатилось и до Сарапула. Красноармейские части, действовавшие против Ижевска и Воткинска, терпели поражение за поражением. Красные бежали в панике при первой атаке белых, оставляли пулеметы, ружья и другие военные припасы. В Сарапуле стояла сильная вооруженная флотилия красных, много было и латышских частей. В продолжение августа красными неоднократно делались попытки высадить десанты на пристанях Гольяны и Галево, намереваясь оттуда вести наступление на Ижевск и Воткинск, но все эти операции кончались неудачей: красные не были способны противостоять воодушевленным и храбрым ижевцам и воткинцам. /…/ При столь неблагоприятных условиях повстанческой армии приходилось выдерживать беспрерывные бои с красными. Особенно трудно доставалось воткинцам, на которых наступали с двух сторон китайско-латышские отряды. Насильно мобилизованных крестьян латыши гнали в наступление, выставив в тылу пулеметы /…/[2]. /…/ в этот момент красные окружили Ижевск и повели решительное наступление на город с двух сторон. Штабу и части отрядов едва удалось спастись по дороге на Воткинск, а тысячи жителей и рабочих не успели бежать и попали под власть красных.

Очевидцы захвата красными Ижевска передают следующие подробности кровавой расправы с  мирным населением.  7 ноября красные стремительно ворвались в Ижевск. Часть армии не успела спастись; солдаты побросали винтовки и побежали на завод. Красные окружили завод и произвели проверку рабочих. У кого оказался рабочий билет, того отпустили, а остальных вывели, собрали на церковной площади, всех расстреляли из пулеметов. Всего было убито в день захвата города около 800 человек. Тела убитых возили на подводах несколько дней и зарывали в огромных ямах в лесу близ заводского озера. На следующий день начала действовать Чрезвычайная комиссия. Ловили всех, на кого указывали местные коммунисты. Через несколько дней тюрьмы и все арестные помещения оказались переполненными. Арестованные валялись в погребах и сараях.

Главный контингент арестованных: рабочие и служащие завода. Расстрелы продолжались более месяца. Главное участие в расстрелах принимали китайцы, мадьяры и латыши. Квартиры рабочих семей, члены которых служили в Народной армии, совершенно разграбили. Семьи ушедших рабочих убивались»[3].

Как видим, пожалуй, именно у этого автора впервые появляется столь популярная сегодня развернутая концепция «вины» латышских стрелков за поражение Ижевского восстания и последовавший за ним террор. Но к ее разбору мы вернемся несколько позднее, пока же обратимся к воспоминаниям непосредственных участников боевых действий того времени. Начнем с подлинника воспоминаний командующего Ижевской Народной армии Д. И. Федичкина, хранящегося в Институте Гувера Стэнфордского университета США. Так вот, в них латышские стрелки упоминаются только один раз, и то во вполне нейтральной форме,  в описании боев под Ижевском 17-19 августа! Вот этот отрывок:  «17 августа часть 2-й красной армии, штаб которой квартировал в городе Сарапуле, в 60-ти верстах от Ижевска, силою в 6000 хорошо обученных и опытных в боях  латышей и мадьяр с 4-мя артиллерийскими орудиями при 32-х пулеметах наступали от пристани Гольяны по шоссе на Ижевск.

Отряд этот вел, знаменитый своей свирепостью, большевик Антонов, который имел приказ от Ленина и Троцкого: «Взять Ижевские заводы во что бы то ни стало»[4].

Эти воспоминания, которые мы подробно разбирали в самом начале данного цикла, увидели свет в 1974 г., уже после смерти автора, в достаточно серьезно исправленном виде в журнале «Первопроходник», после чего стали широко воспроизводиться именно в этом правленом виде сначала в эмигрантских, а потом и в российских изданиях. По интересующей, в частности, нас проблеме правка такова:  «17 августа часть Красной армии № 2, штаб которой стоял в городе Сарапуле на Каме, в 60 верстах от Ижевска, в количестве 6 000 боевых, самых ярых  и злых большевиков – латышей  и мадьяр – с 8 пушками и 32 пулеметами высадилась с пароходов на пристани Гольяны и повела наступление на Ижевск по Гольянскому шоссе»[5].

Как видим, изменено вроде бы только несколько прилагательных и в 2 раза увеличено число пушек у наступавших, но в результате «латыши и мадьяры» превратились из «хорошо обученных и опытных в боях» в «боевых, самых ярых  и злых большевиков».  Весьма сомнительно и число наступавших – такого количества «латышей и мадьяр» там просто не могло быть (об этом мы еще будем говорить отдельно). По данным  красного командования, это была Гольянская группа в 2 тысячи штыков «при 5 орудиях и при соответствующем числе пулеметов. 19-го числа вечером /…/ была наголову разбита, пришла в состояние полной небоеспособности, потеряла половину пулеметов и одно орудие /…/. Мною были двинуты последние резервы в Гольяны – 200 латышей и Уфимская инструкторская школа»[6].

[1] Ижевский заложник. В плену у красноармейцев// Прикамье 1918 г. №  3. 4 сентября С. 4

 

[2] Последняя фраза примечательная тем, что почти дословно повторяет «сообщение» еще времен Гражданской войны красных коллег Гутмана-Гана: «Настроение противника разнохарактерное. Ижевцы не прочь перейти в плен, но бояться разстрела. Воткинцы же дерутся стойко и даже подгоняют пулеметным огнем Ижевцев в бой». Ср.: Прикамский фронт. Их подгоняют, а они упираются// Ижевская правда. Ижевск, 1918. №3. 6 декабря, С.3.

[3] Гутман-Ган А.Я. Указ. соч. С.159-160.

[4] Федичкин Д.И. Ижевское возстание в период с 8 августа по 15 октября 1918 года. Написано для Hoover War Library Stanford University California  командовавшим Ижевским восстанием Д. Федичкиным, бывшим полковником 13-го Туркестанского Стрелкового полка Российской Армии. 5 October 1931. San Francisco, California/ Hoover institution archives. Dmitri I. Fedichkin collection. Box № 1, folder ID: ХХ 37-8.31. Р. 13 и другие.

[5] Федичкин Д.И. Ижевское восстание в период с 8-го августа по 20 октября 1918 года// Ижевско-Воткинское восстание 1918 г./ Под ред. В.Ж. Цветкова. М., «Посев», 2000. С. 70.

[6] Из записи разговора по прямому проводу командующего 2 армией В.Н. Блохина с членом Реввоенсовета 3 армии И.Т. Смилгой о положении 2 армии. Ранее 23 августа 1918 г.// РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 89. Л. 149 – 156. Телеграфная лента.