Часовой (об Э.Смилга). / статьи / Латышские стрелки

Часовой.

Э.Хинберг. Часовой // Поезд №4001. Л., Лениздат, 1968. С.37-44.

ЧАСОВОЙ

Всего, что я услышал от Эдурда Эдуардовича Смилги, пересказать невозможно. В его жизни отразилась судьба целого поколения латышей, решительно поднявшихся вместе с другими братскими народами России на борьбу с царским самодержавием, впервые в истории взявших власть в свои руки, мужественное защищавших завоевания Октября на фронтах гражданской войны.

В домашнем архиве Эдуарда Эдуардовича сохранился документ, рассказывающий о его верном служении делу революции в те далекие годы. Приводим его полностью.

СПРАВКА

Сим удостоверяю, что предъявитель сего тов. Э.Э.Смилга действительно был в Петрограде в конце 1917 г. и начале 1918 г. и принимал моим непосредственным руководством и распоряжением активное участие в разоружении монархической организации "Союза георгиевских кавалеров", а также "смертников", /37/ которые были на курсах Лесгафта и в других местах, работал в отрядах 75-й комнаты Смольного, где помещался Комитет борьбы с пьяными погромами, контрразведкой и саботажем, председателем и руководителем которого я был по назначению Революционного Комитета и по приказанию В.И.Ленина.

Э.Э.Смилга принимал активное участие в воинских отрядах по разоружению всех анархических организаций, скопившихся в Пскове и Москве после переезда правительства в Москву. Также он принимал деятельное участие в разоружении демобилизованных матросов царской армии, крайне анархически настроенных, дезорганизовавших работу на Николаевской ж.д., желавших остановить проезд правительства и не пропустить его в Москву. Путем полного разоружения матросов с применением пулеметных отрядов затея этих разложившихся матросов была совершенно уничтожена и в этом деле, повторяю, Э.Э.Смилга принимал деятельное участие.

Кроме того, он принимал непосредственное участие в выполнении целого ряда поручений секретного порядка, которые я возлагал на него и его товарищей по аресту контрреволюционных сил в Петрограде в конце 1917 года и начале 1918 года.

Считаю тов.Смилга вполне достойным полагающихмя ему наград за его военно-революционную деятельность в борьбе за Советскую власть и диктатуру пролетариата в трудные времена первых месяцев после Октябрьской революции.

С коммунистическим приветом.
Владимир Бонч-Бруевич.

Вместе с Э.Э.Смилгой мы ходим по коридорам Смольного, в котором он не был с 1918 года. Еще в Риге он набросал в записной книжке схему, на которой отметил расположение квартиры и рабочего кабинета Владимира Ильича, Военно-революционного комитета, Семьдесят пятой комнаты. Заглядывая в записную книжку, Э.Э.Смилга вспоминает о том, как выглядел штаб революции в то время.

- Когда я попал в Смольный, мне было всего двадцать лет. Очень волновался... И вот первая встреча с Владимиром Ильичем в коридоре перед комнатой, которую зани/38/мал Военно-революционный комитет. Ленина окружили солдаты-фронтовики, красногвардейцы. Он разговаривал с ними как равный с равными, внимательно выслушивал вопросы и давал на них короткие, ясные ответы. И в первую встречу с Ильичем, и позже, когда мне приходилось быть свидетелем его бесед с людьми меня поражало его умение моментально схватывать самую суть вопросов, как бы путано и нечетко они не задавались, и отвечать на них так, что сразу все становилось понятно.

На третьем этаже Смольного, в его левом крыле, Эдуард Эдуардович остановился:

- Здесь, - сказал он, - в нескольких комнатах, числящихся под номером Восемьдесят, один, до самого отъезда в Москву, располагался с Надеждой Константиновной. Кабинет Владимира Ильича был в угловой комнате, с одним окном на главный подъезд Смольного и двумя - на Лафонскую площадь. У этого кабинета мне посчастливилось нести караул. /39/ С первого же дня утверждения Советской власти Мольный был тысячами невидимых нитей связан с петроградскими заводами и фабриками, с солдатскими казармами и первыми Совдепами на селе, со всей огромной, перевернутой вверх дном Россией. Сюда, в эти комнаты Советского правительства и его главы Владимира Ильича Ленина, каждый день приходили сотни людей - рабочие, солдаты, руководители красногвардейских отрядов, комиссары, крестьянские ходоки.

В конце февраля 1918 года В.Д.Бонч-Бруевич сообщил стоящим в охране Смольного латышским стрелкам о том, что им предстоит выполнение ответственног задания.

- Будьте готовы в любую минуту суток, - предупредил он.

Быть готовым нетрудно. Котелок да винтовка, патроны и пара гранат - под рукой. Да еще скромный паёк на несколько дней. Стрелки спали, не раздеваясь, там же, в Смольном, возле комнат Совнаркома. о дне отъезда Советского правительства в Москву знали немногие. И стрелки охраны покинули Смольный уже тогда, когда его кабинеты и коридоры начали совсем пустеть. Эдуард Эдуардович рассказывает об этом так:

- Был вечер. Я стоял на посту и видел, как быстрой походкой вошел в свой кабинет Владимир Ильич, как он, не закрывая двери, стал собирать на столе документы, потом окинул взглядом комнату и направился к выходу. Внизу его уже ждала легковая машина, в которую вместе с ним сели члены его семьи и Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Мы, стрелки, забрались в грузовик. Машины помчались в сторону Московской заставы. Свернув влево, с Забалканского проспекта, машины остановились около /40/ какой-то неосвещенной платформы. Тут уже стоял под парами поезд.

Меня назначили в группу охраны вагона, в котором находился Владимир Ильич. Наша группа была невелика. На личном вооружении мы имели японские винтовки и по нескольку ручных гранат; в тамбуре стоял пулемет.

Ночью Эдуард Смилга заступил на пост. Из купе, в котором ехал Владимир Ильич, сквозь неплотно прикрытую дверь пробивалась полоска света. Прохаживаясь по вагону, Эдуард Эдуардович видел склонившегося над столиком Владимира Ильича. Он что-то быстро, весь сосредоточенный, ушедший в свои мысли.

Покачиваются вагоны, мерно стучат колеса, за окнами бежит заснеженная земля. Эдуард Смилга думает о том, что он многого еще не понимает, но знаетчто поступает правильно. Чувствует сердцем, что революция совершилась для таких, как и он, миллионов и миллионов людей, что она открывает дорогу к свободе, счастливой жизни и русскому рабочему, и литовскому батраку, и донскому казаку, и казаху-кочевнику, - всем, кто раньше был бесправен и угнетен.

Невольно вспоминается Латвия, родной хутор с полуразвалившейся постройкой и рядом клочок земли, окруженный крупными наделами богатеев-кулаков. У одного из них пасла коров его младшая сестра, а у другого за гроши гнула спины старшая. Быть бы и ему, Эдуарду Смилге, батраком, надрываться на постылой работе, молча сносить оскорбления, если бы не революция. И вот теперь он ее солдат, верный защитник...

Увлеченный воспоминаниями, Эдуард Смилга не заметил, как наступил час смены караула. Он вышел в тамбур, где у пулемета бодрствовало несколько стрелков, сдал /41/ вахту, присел отдохнуть. Очнулся от того, что кто-то сильно толкал его в плечо.

- Проснись, тревога! - кричал ему старший группы стрелков. - Приказано быть готовым к защите поезда от нападения.

Позже, когда эшелон прибыл на станцию Малая Вишера, Эдуард Смилга узнал причину поднятой тревоги. опасность была серьезная. Из Петрограда еще до выхода совнаркомовского поезда на главный путь прорвался эшелон с матросами и солдатами, бежавшими из армии и флота. Среди них было немало анархистов и разного рода контрреволюционно настроенного сброда.

Узнав об этом из телеграммы, полученной от чрезвычайного комиссара Малой Вишеры, Бонч-Бруевич решил силами охраны поезда и маловишерских красногвардейцев разоружить матросов и солдат эшелона.

- Мы втащили на крышу вагона пулемет, - рассказывает Эдуард Эдуардович, - и, когда анархисты бросились к поезду, открыли для острастки стрельбу в воздух. Видно, такой встречи нападающие не ожидали. Толпами хлынули они с платформы, освобождая дорогу цепи идущих на них стрелков. Мне нельзя было покидать вагон Владимира Ильича, и я больше ничего не видел.

Бонч-Бруевич доложил Ленину о случившемся, когда совнаркомовский поезд был в полной безопасности и спокойно продолжал путь к Москве. Владимир Ильич выслушал его и, неожиданно обернувшись в мою сторону, спросил:

- Ну как, не страшно было?

Я ответил, что сначала было страшно, а потом ничего, даже весело стало, когда анархисты начали драпать да в вагоны скакать. Владимир ИЛьич от души расхохотался. /42/

...С Эдуардом Эдуардовичем мы побывали в смольнинской комнате Владимира Ильича, той самой, у дверей которой бывший стрелок стоял часовым. Рассматривая ее очень скромную остановку, Эдуард Эдуардович с улыбкой вспоминал один эпизод, происошедший на второй или третий день после благополучного прибытия совнаркомовского поезда в Москву.

- Бонч-Бруевич дал бойцам охраны указание обставить квартиру Владимира Ильича в Кремле. И так как мы могли взять любую мебель, бывшую в кремлевских помещениях, то, естественно, старались выбрать самую дорогую и красивую.

К вечеру квартира Ленина была заставлена позолоченными стульями и креслами, обитыми шелком и бархатом, зеркальными шкафами, массивными столами. Уж очень хотелось нам создать уют для Владимира Ильича, обставить квартиру побогаче. И мы были уверены, что все сделали превосходно, и с нетерпением ждали его одобрения.

Но вот он пришел, осмотрел квартиру и попросил заменить роскошную мебель более простой. Мы были разочарованы. Увидев наши кислые лица, Владимир Ильич рассмеялся и сказал, что огорчаться не надо: очевидно, мы не учли, что здесь будет жить не замоскворецкий купчик, а глава народного правительства.

В тот же день у кремлевской квартиры Ленина был установлен пост, и мы снова стали нести свою очень ответственную и почетную службу.

*
...Узнав, что ленинградские журналисты решили совершить поездку по маршруту совнаркомовского поезда, /43/ Эдуард Эдуардович Смилга приехал в город на Неве, чтобы поделиться своими воспоминаниями. Он рассказал о тех незабываемых днях, которые провел в Петрограде и Москве, охраняя вождя революции. О том, какие пути-дороги открыла она перед ним, бесправным латышским батраком. В первые же годы советской власти Эдуард Смилга окончил военное училище, став кадровым офицером и навсегда связав свою жизнь со службой в рядах защитников социалистической Родины. В Великую Отечественную войну он был там, где решалась ее судьба - на фронте борьбы с фашистской Германией. Участвовал в освобождении от врага родной Прибалтики, награжден боевыми орденами и медалями.

Сейчас Эдуард Эдуардович Смилга - пенсионер.