Латышские стрелки

УЧАСТИЕ ЛАТЫШЕЙ В ВОЕННЫХ ФОРМИРОВАНИЯХ БЕЛЫХ ВО ВРЕМЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В РОССИИ 1917-1920 гг.
Э. Екабсонс, В Щербинскис (Рига)

http://sammler.ru/index.php?showtopic=28583

До сих пор в исторической литературе необоснованно мало внимания уделялось участию латышей в российском белом движении во время Гражданской войны, хотя общеизвестна, к сожалению, весьма односторонне, значительная роль латышских красных стрелков и латышских большевиков в ней. Однако далеко не все латыши желали или могли бороться на стороне советской власти.
Исследование рассматриваемой темы долгое время было практически невозможно. Небольшое количество свидетельств о6 участии латышей в белом движении (в основном анкетные данные военных и документация организаций латышских беженцев) находятся в Латвийском государственном историческом архиве. Эти источники существенно дополняют публикации прессы 20-х - 30-х гг., особенно русской белоэмигрантской прессы Латвии. Латышского читателя сравнительно мало интересовал ход событий на фронтах Гражданской войны. Исключением являлись воспоминания генерала Карлиса Гопперса (Гоппер)[1], капитана Индрикиса Рейнбергса (Генрих Рейнберг)[2] и прапорщика Сергейса Стапранса (Стапран)[3].
Все эти воспоминания следует рассматривать критически, поскольку для времени Гражданской войны было характерно взаимное недоверие и неясность. Нередко авторам воспоминаний была неясна общая обстановка, они допускали фактические ошибки и неточности, а также проявляли тенденциозность. На официальном уровне в 20-30-х гг. в независимой Латвии участие латышей в белом движении оценивалось уклончиво, поскольку в большинстве случаев политические цели военных белых формирований шли вразрез с правами самоопределения народов, а нередко и вовсе
были откровенно реакционными. Ни кадровые офицеры латвийской армии, ни уволенные в запас не желали напоминать о своем участии в борьбе за восстановление Российской империи или за великорусский национализм. Легко понять, почему этот вопрос не рассматривался в советской историографии. Был создан образ латыша - революционного красного стрелка, а появление на сцене истории латышей - офицеров и солдат белых армии - могло внести сомнения в «единодушном выборе» народа в пользу советского строя. После второй мировой войны, находясь в эмиграции, свои воспоминания опубликовали ряд бывших военнослужащих белых армий, но этот период обычно упоминается вскользь. После восстановления независимости в Латвии вышли в свет написанные в 60-х гг. воспоминания одного бывшего офицера врангелевских войск [4]. Единственными опубликованными исследованиями историков Латвии, основанными также и на архивных материалах, являются две статьи авторов этой публикации [5]. Некоторые позитивные тенденции наблюдаются также в российской историографии, в частности речь идет о статье Александра Колпакиди [6], в которой даны полностью новые сведения о латышских офицерах, участвовавших в борьбе против большевиков.

После первой мировой войны
В составе русской армии во время первой мировой войны находилось большое количество латышей. Изначально это были в основном мобилизованные, но после образования латышских стрелковых батальонов в 1915 году в армию вступило много добровольцев, которыми руководило желание бороться с Германией и немцами. В латышские отряды могли переходить также и латыши из других армейских частей. Хотя все-таки по разным причинам многие латыши (особенно офицеры) оставались в своих прежних полках. Латышские стрелковые батальоны (позже полки) в 1915-1917 гг. на Северном (Рижском) фронте проявили большую самоотверженность и героизм, но, естественно, не были в состоянии изменить общий ход событий. Во время крайне тяжелых боев латышские стрелки сплотились. Эта сплоченность сыграла важную роль также во время Российской революции и распада старой армии. В довольно большой мере стрелки поддались влиянию большевиков и последовали за ними в Россию как верные и дисциплинированные воинские части. Однако часть стрелков и большинство офицеров полки покинули.
Уже летом 1917 года офицеры латышских стрелковых полков начали антибольшевистскую деятельность. Чтобы уменьшить влияние большевизма в латышских частях, полковник К. Гопперс и подполковник Фридрихс Бриедис (Бреде), исполняя приказ главного командования, пытались создать т.н. «батальоны смерти». Эти батальоны должны были стать частями, сплачивающими распадающуюся армию. Однако этот замысел провалился в результате противодействия большевиков. Следует отметить, что в июле 1917 г. К. Гопперс и Ф. Бриедис вместе с другими офицерами связались с военным отделом русского Республиканского центра, руководимого генералом Лавром Корниловым, и начали военное противодействие большевикам. После разгрома войск Л. Корнилова в Валке группа офицеров-латышей связалась со знаменитым подпольщиком эсером Борисом Савииновым. Уже в ноябре 1917 года Латышский временный национальный совет (ЛВНС), а согласно А. Колпакиди - группа офицеров-латышей под руководством К.Гопперса и Ф. Бриедиса, при участии члена Учредительного собрания Николая Чайковского, начала организовывать латышских военнослужащих, готовых защитить Учредительное собрание, вступая в русские части. В целом было зарегистрировано 200 офицеров (А. Колпакиди говорит о 120 офицерах на 13 декабря) и 300 стрелков. Но из-за нерешительности эсеров русские полки отказались участвовать в вооруженном восстании, и латыши вернулись в свои части, полные решительности способствовать уклонению от службы в большевистских частях, в случае демобилизации армин. [7]

Организация Савинкова
После неудачной попытки вооруженного восстания в Петрограде часть группы Гопперса и Бриедиса (около 40-60 офицеров) переехала в Москву, где быстро нашла контакт со схожими по взглядам русскими группами, и уже в феврале 1918 года латыши объединили 800 офицеров в антибольшевистскую организацию. Именно латыши обратились с просьбой к прибывшему в Москву Б. Савиинову взять на себя руководство этой организации. Подпольная организация была названа Союзом защиты родины и свободы. Удивительным и в известной степени сенсационным является вывод российского историка А. Колпакиди, согласно которому эту организацию создала группа офицеров-латышей К. Гопперса и Ф. Бриедиса [8]. По сведениям действующего в России ЛВНС, в марте 1918 года в ее рядах было около 60 (А. Колиакиди упоминает 40-60) офицеров-латышей. В воспоминаниях К. Гопперса подробно говорится о пережитом им самим и другими латышами, а также о деятельности руководства союза. Он очень критически оценивал численный состав антибольшевистских организаций и с удовлетворением отмечал удивительно активное и преданное соучастие латышей в подотделах союза. Первоначально латыши даже составляли «единственную ячейку» организации [9]. К. Гопперс вспоминал, что Б. Савиинов интересовался настроением и целями группы офицеров-латышей и настроением латышских стрелков [10] К. Гопперс до середины апреля являлся дежурным полковником союза, Ф. Бриедис был начальником отдела разведки и контрразведки, капитан Карлис Рубис - начальником отдела снабжения, а капитан А. Пинка - ответственным за пехотные формирования в союзе. В организации активно действовали многие бывшие офицеры 1-го и 2-го латышских стрелковых полков - штабс-капитаны Лудвигс Болштейнс (Болштейн) и Николайс Вилдбергс (Вильдберг), поручик Петерис Лакстигала, подпоручики Константинс Матеусс (Матеус), Янис Скуиньш (Скуинь) и многие другие [11]. Некоторые офицеры одновременно работали в большевистских учреждениях. Сам Ф. Бриедис был сотрудником органов военного контроля. Особенного внимания заслуживает бывший офицер Адамс Эрдмаинс-Бирзе (Эрдман-Бирзе), занимающий высокие посты в ЧК и одновременно активно сотрудничавший с группой Гопперса-Бриедиса. Деятельность А. Эрдманиса довольно подробно описана в воспоминаниях. В исторической литературе его личность оценивается неоднозначно. И. Рейнбергс характеризовал Эрдманиса как авантюриста, ищущего славу и деньги, и в то же время как антибольшевистски и национально настроенного бывшего офицера латышских стрелков [12]. Другой активный деятель того времени- Дугановс-Смилгайинс, считал его чекистом - провокатором [13] , а бывший офицер Яинс Фреймаинс подчеркивал элемент таинственности и авантюризма в его действиях [14]. Подробно рассматривать личность и похождения А. Эрдманиса не является целью этой статьи. Всё же надо отметить, что он, имея широкие связи, стал снабженцем и посредником в денежных делах союза. Очевидно, что в результате его активной деятельности многие латыши, участвовавшие в подпольной борьбе против большевиков, стали членами нелегальных анархистских организаций. То, что А.Эрдманис не был предателем, подтверждал в своих воспоминаниях еще один бывший подпольщик - С. Стапранс [15].
Исчерпывающие свидетельства о деятельности руководимой Ф. Бриедисом разведгруппы даёт в своих воспоминаниях И. Рейнбергс. С зимы 1918 г. он действовал в союзе в группе, состоявшей из пяти офицеров-латышей под прямым руководством Ф. Бриедиса. И. Рейнбергс, как и многие другие члены тайного союза, одновременно работал в железнодорожной конторе, куда ему удалось устроиться благодаря знакомому большевику - латышу. Вместе со своим товарищем, тоже бывшим офицером С. Стапрансом, И.Рейнбергс многократно исполнял задания Ф. Бриедиса, организуя связь с руководимым Михаилом Алексеевым белым движением на юге России.
С. Стапранс и еще некоторые офицеры-латыши также оставили воспоминания о деятельности в союзе под руководством Ф. Бриедиса. В целом из их рассказов следует, во-первых, что офицеры латыши в Москве организовывали антибольшевистские боевые отряды и вербовали для них членов, в основном, из знакомых офицеров латышской национальности. Во-вторых, была проделана важная работа по организации нелегальной отправки большого количества боеприпасов в не занятую большевиками Сибирь. «Я беру на себя смелость утверждать, что атака чехословаков могла произойти лишь благодаря этим запасам боеприпасов», писал С.Стапранс [16]. В-третьих, члены союза старались поощрять демобилизацию латышских стрелков из полков с большевистской ориентацией и отправлять их в Сибирь. И в-четвертых, под руководством Ф. Бриедиса, латыши проводили большую разведывательную деятельность, как в советских учреждениях в Москве, где они работали, так и устанавливая связи с другими антибольшевистскими силами.
Многие офицеры-латыши участвовали также и в организации подполья и вооруженных восстаний, например, в Рыбинске, Казани, Самаре, Симбирске и в других местах. В Ярославле одним из руководителей неудачного восстания был К. Гопперс. Во время уличных боев латыши составили даже отдельное подразделение. Начальником команды связи был Кронбергс (Кронберг) – латыш из московской группы. Бежал из большевистского заключения и участвовал в мятеже подпоручик Яинс Эзериньш (Эзеринь). Сам К. Гопперс во время перестрелок принял руководство одним боевым районом после того, как от этого отказались генерал артиллерии и один полковник [17]. В Рыбинском отделении нелегального Всероссийского воинского союза по борьбе с большевизмом действовал знаменитый штабс-капитан стрелков, позже командир бригады красных стрелков и полковник-лейтенант Латвийской армии Яинс Штейнс (Штейн). [18]
В июле-августе 1918 года Союз защиты родины и свободы с его разветвлённой сетью отделений был разгромлен. Среди арестованных был и начальник разведки Ф. Бриедис. Московские латыши всячески старались спасти знаменитого полковника, но неудачно. Карлис Кевешанс (Кевешан) - тоже участник союза, позже утверждал, что начальник особого отдела ЧК Александрс Эйдукс (Александр Эйдук) говорил: «Если 6ы Бриедис был только офицером, то тогда мы (т.е. ЧЕ - авт.) его, как латыша не расстреляли 6ы, а как вождь белогвардейцев - он был очень опасен» [19]. Несомненно, что нахождение на важных постах соотечественников и на одной, и на другой стороне, способствовало возможности проникновения во вражескую среду. Этому помогало также и определённое взаимодоверие и солидарность между соотечественинками. Нередко случалось, что встречались даже выходцы из одной волости или знакомые. Сказанное А. Эйдуксом, очевидно, было весьма достоверным и подтверждает то, что офицеры-латыши, на которых опирался Ф. Бриедис, являлись в Москве значительной силой.
В целом надо признать, что антибольшевистская деятельность латышей в подполье во время Гражданской войны фактически далеко превосходит то, что мы знали до сих пор. В одной из крупнейших и влиятельнейших организаций подпольного сопротивления - в союзе Савинкова - значительную роль играли именно латыши. Поскольку им были доступны неформальные связи с соотечественинками - большевиками, и они были отлично организованы и тверды в своих убеждениях, в борьбе против большевиков в Москве они стали важной силой. Причины, почему это движение не добилось успехов, следует искать во взаимосвязи общих событий России.
Целью латышей, вступивших в Союз, в первую очередь, являлась ликвидация большевистской диктатуры и возобновление действий на германском фронте, что совпадало с устремлениями западных союзников России. Поэтому и в 20-х - 30-х гг. бывшие савинковцы объясняли участие в российских событиях желанием способствовать победе союзников. Так как большинство офицеров-латышей были выходцами из крестьянства, в их среде, в отличие от взглядов большевиков, преобладали ярко выраженные антинемецкие настроения, которые в целом совпадали с настроеинями русского офицерства военного времени. Ясно и то, что эти офицеры-латыши в это время Латвию видели в составе России, в лучшем случае, как автономную единицу. Иначе сотрудничество с русским офицерством под знаменами единой России было 6ы невозможным. Необходимо помнить и о том, что, особенно в 1918 г., кадровые армейские офицеры себя считали русскими офицерами и не отделяли свои интересы от судьбы России.

На Юге России
После того, как стало ясно, что методы борьбы с советской властью через подпольные организации обречены на неудачу, наиболее активные антибольшевистски настроенные офицеры-латыши отправились на Юг России и на Урал. На Дону, на Кубани и в близлежащих областях еще ранее нашли убежище как гражданские беженцы из Латвии, так и отдельные военнослужащие, бежавшие от красного террора. Многие из последних уже долгое время находились на Южном и Юго-западном фронтах. Хотя руководство белых развернуло широкую пропаганду, чтобы способствовать дезертирству из Красной армии, перебежчиков среди латышей было немного. Бывший красноармеец, поручик Адолфс Граузе после возвращения в Латвию в 1921 году на допросе в политической полиции свидетельствовал, что отношение «так называемых граждан» к латышам было очень плохим. По его словам, многие считали, что лать ш и помогли распространить в России большевизм и «за это им придется страдать» [20]. Другой латыш корнет 10-го гусарского Ингерманландского полка Янис Акментыньш - наоборот, утверждал, что отношение к латышам было очень хорошим. Различия в настроениях несомненно зависели от благорасположения командного состава. Но все же надо признать, что преобладало недоброжелательное отношение к латышам.
Изначально в организации белых войск на Юге России были большие трудности, но в зажиточных казачьих краях антибольшевистские силы получали поддержку. Политика Деникина и позже, Врангеля, по национальному вопросу была однозначной: никакого суверенитета национальным меньшинствам империи, поскольку эти народы считались россиянами, а их земли - древней и законной собственностью России. Настроение в руководстве белых движений в некоторой степени изменилось под давлением союзников. Со временем и Деникин был вынужден считаться с существованием Балтийских государств и признать их независимость де-факто.
Как в Добровольческой армии Юга России, так и в казачьих войсках Дона и Кубани, а также и в малых воинских формированиях, служило значительное количество латышей. Если немногие вступили в них добровольно, руководимые идеями антибольшевизма, то большая их часть искала в армии возможность выжить в условиях голода и разрухи. Абсолютное большинство (особенно среди рядового состава) мобилизованных в белые воинские соединения считались российскими подданными. До сих пор удалось обобщить только очень приблизительные данные о количестве среди них латышей. Но с полной уверенностью можно говорить о том, что число их было значительным. К тому же многие латыши занимали высокие командные посты. Например, одним из организаторов кубанских казачьих отрядов являлся Карлис Петрусс (Петрус), в организации добровольческих отрядов на Северном Кавказе участвовал Александрс Ошиньш (Ошинь), позже служивший в 3 корниловском полку; в штабе казачьих войск Кубани служил капитан Карлис Раматс (Рамат). Латыши были представлены также в авиации и на флоте. Капитан казачьих войск Вилхелмс Земнтис (Земнт) уже в январе 1918 года вступил в 1-й Терский добровольческий поли, после ликвидации Терско-Дагестанского антибольшевистского правительства активно участвовал в казачьем восстании. После разгрома восстания он скрывался в станицах, но всё же был арестован большевиками. Ему удалось бежать и продолжать борьбу в рядах Добровольческой армии [22]. В этой армии до звания генерал-майора дослужился бывший подполковник латышских стрелковых частей Теодорс Биеринс, который коман¬довал Якутским полком, позднее - дивизией, с которой он отступил до линии Днестра. Там же служили генерал-майор Янис Ушакс (Ушак) и Янис Буйвидс (Буйвид) [23].Звание полковника в сентябре 1919 года получил летчик Эйженс Краулис. В армии Деникина он возглавлял Общий отдел управления начальника авиацией, а позже стал секретарем комиссии по расследованию деятельности офицеров, прибывших из Советской России. В боях в Таврической губернии он был ранен и эвакуирован в Гретццо [24]. Свою кровь пролили многие латыши. Например, в боях за Царицын был ранен подполковник 39 Сибирского стрелкового полка Эдгарс Берзиньш (Берзинь). В боях на Кубани пал бывший командир Латышского резервного стрелкового полка подполковник Карлис Цинатс (Цинат) и был ранен штабс-капитан Янис Звирбулис (Звирбул). Во время нападения на Киев 15 августа 1919 года получил ранение подпоручик Александрс Ивиньш (Ивинь) [25]. В 1919 году около Одессы был тяжело ранен поручик 133 Симферопольского полка Теодорс Хартманис (Гартман), и т.д.
Интересное свидетельство о белом движении на Юге России в октябре 1920 года оставил тогдашний военный представитель Латвии в Польше Мартынш Хартманис (Гартман). Согласно оценке военпреда, отношение Врангеля к независимости Латвии являлось более доброжелательным, чем его предшественника - Деникина, но в целом это существенно не меняло реакционного характера его армии. М. Хартманис свидетельствовал, что некоторые прибывшие в Варшаву с Юга России латышские офицеры (например, генерал-майор Т. Биеринс [27]) размышляли о возвращении туда [28].
Некоторые офицеры, будучи уверены в обреченности Временного правительства Латвии в чрезвычайно сложной воеино-политической обстановке конца 1918 - начала 1919 г., вернулись из Латвии в Южную Россию. Например, с разрешения министра обороны в начале 1919 года в армию Деникина отправился его помощник капитан Густавс Гринбергс (Грюнберг), который в армии Деникина достиг звания подполковника). В январе 1919 года выехал из Латвии и в марте вступил в армию Деникина офицер для особых поручений Янис Приеде (Преде) [29], и. т. д.
Общее число латышей в белых формированиях на Юге России неизвестно, но в латвийской прессе упомянуты подсчеты некоторых военных, возвратившихся оттуда. Капитан К. Раматс считал, что в январе 1919 года в Добровольческой армии было около 1000 латышей.[30] Согласно подсчётам другого очевидца, в 1920 году в армии Врангеля были около 4700 латышей, из которых только 3-4% было добровольцами [31].
После того как латыши на Юге России получили первые сведения о создании независимой Латвии, многие начали искать пути возвращения домой. Но информация получаемая солдатами была очень односторонней, нередко искаженной и устаревшей. Например, кинооператор, солдат Добровольческой армии Янис Доредс (Доред) узнал о6 образовании независимой Латвии только в госпитале для интернированных в Польше в апреле 1920 года [32].
В январе 1920 года в Новороссийске под давлением союзников Деникин признал независимость Латвии де-факто и разрешил демобилизовать ее граждан, однако трудности сохранились. Когда Деникин объявил мобилизацию в Кубанской области, латыши отказались ей подчинится. Тогда белые власти организовали против латышей, а также против эстонцев, настоящие карательные экспедиции. Согласно воспоминаниям беженцев, латыши были так напуганы преследованиями со стороны правительства Деникина, что они нигде не могли «открыто выступать как латыши». Более хорошие отношения у латышей «складывались с кавказскими народностями» [33]. Даже после формального признания Деникиным Латвии де-факто, латышским колонистом было трудно избежать мобилизации. Часто в латвийской прессе публиковались жалобы о повторной мобилизации уже демобилизованных латышей. Приказ о демобилизации просто игнорировался или замалчивался. Нехватка живой силы, а также нежелание признать независимость бывших окраин империи создавали военнослужащим латышской национальности большие сложности во время возвращения на родину. Полномочиями образовывать латышские военные подразделения и организовывать возвращение демобилизованных латышей были наделены не только представители Латвии в Южной России и на Украине Кристапс Бахмаинс (Бахман) и Алфредс Каценс (Кацен), но и поручик Николайс Фогелмаинс (Фогельман), командированный с таким заданием из Латвии в марте 1919 г. К. Бахмаинсу удалось достичь некоторого понимания со стороны руководства казачьих властей и он обратился с просьбой к атаману Войска Донского Африкану Богаевскому повлиять на Деникина в вопросе демобилизации латышей [34].
Весной и летом 1920 г. на родину в Латвию время от времени возвращались группы военных. Например, 3 июня в Ригу прибыла группа бывших солдат деникинской армии в количестве 21 человека [35], а 11 июля - ещё 94 офицера и 115 солдат. Среди них был также командир полка полковник Карлис Шабертс (Шаберт), которого Деникин упоминает в своих мемуарах как одного из освободителей Армавира [36]. В июле 1920 г. капитан Миллерс (Мюллер) телеграфировал с Юга России о том, что от армии Врангеля отделилось еще 500 латышей, желающих возвратится на родину [37].
В октябре 1920 года, когда судьба белых в Крыму уже была решена, властями там был раскрыт заговор против Врангеля. Среди 47 офицеров, обвиненных в предательстве и расстрелтпшьи, было шестеро латышей: штабс-капитан Янис Гриезе, поручик Ансис Смилга-Смильгис и др. [38] После демобилизации и многие солдаты- латыши по пути домой попали в Сербию. Там еще в июле 1920 года, их, вместе с эстонцами, старались повторно мобилизовать в армию, несмотря на протесты белградского латышского и эстонского комитета . После разгрома армии Врангеля часть ее остатков была интернирована в Галиополе. Согласно некоторым сведениям, там находилось 42 офицера и «много» солдат-латышей. Армия в Греции была расформирована, а бывшим солдатам пришлось жить в нужде - без денег, что означало - без возможности вернутся на родину [40]. Похожие обстоятельства были и в Турции, где после большой эвакуации из Крыма находилось около 200 латышских солдат [41]. Следует также заметить, что среди офицеров-латышей были и такие, кто не спешил вернуться в Латвию, оставаясь жить среди русских белоэмигрантов. Например, подполковник Б. Розенталс (Розенталь), прибывший в Сербию вместе с кубанскими казаками, в Латвию вернулся только в конце 1923 г. [42]

В Сибири и на Урале
В 1918 году Латьпцский Временный народный совет, с целью консолидации латышских военных, организовал, с одобрения западных союзников, две воинские части, переданные в оперативное подчинение союзных сил. Образование 1-го латвийского стрелкового батальона и полка «Иманта», способствовало переходу латышей из смешанных по национальному составу частей в латышские. Из некоторых отрядов белых соединений латыши перешли в новообразоваиные части без препятствий. В других же подразделениях этому всячески старались мешать или даже вовсе запретить. Так, например, в мае 1919 г. прапорщик Дамбергс (Дамберг) сообщал военному отделу Национального совета латышей Сибири и Урала, что есть только два пути перехода из белых русских частей в латышские. Первый - официальный, но в этом случае командование войск постоянно создавало легальные и нелегальные препятствия. Второй - неофициальный, что означало - перевестись в русскую часть в Яицке, поскольку эту военную часть формировал полковник К. Гопперс [43]. Еще одной преградой, мешавшей переходу офицеров, являлось ограниченное количество вакантных офицерских должностей во вновь формируемых латышских частях.
Уже с самого начала некоторое число латышей было задействовано в Народной армии Комитета членов Учредительного собрания. После разгрома восстания в Ярославле сюда прибыл и полковник К. Гопперс. После переворота в ноябре 1918 г. в вооруженных силах Колчака продолжали служить многие латыши и еще большее количество было мобилизовано, как из беженцев, так и из местных колонистов. В январе 1919 г., согласно сведениям Национального совета латышей, в антибольшевистской Сибирской армии служило 3000-4000 латышей, значительная часть которых являлась добровольцами [44].
Проживающий в Омске латыш К. Андрейсонс (Андрейсон) 25 сентября 1918 года сообщал Комитету организации латышских стрелков в Самаре, что в Омске «всех латышей считают большевиками и никакая общественная жизнь невозможна. На латышей здесь смотрят так, как при царском режиме на жидов» [45]. В свою очередь стрелок Рейнхолдс Бочкинс (Бочкин) из нелатышской воинской части писал: «У русских невозможно служить, это вы сами знаете» [4б]. Латыши из русских частей сообщали, что в первую очередь посылаются в ударные батальоны латыши и эстонцы. Отношение к латышам в русских частях ярко характеризировали материалы расследования. Оно было начато после многочисленных жалоб из-за дискриминации. Солдат-латышей обзывали большевиками, избивали, постоянно посылали во внеочередные наряды. Это происходило потому, что в войсках не только сквозь пальцы смотрели на неуставные отношения, но и из-за нежелания (или неумения) многих военнослужащих понять, что все латыши, так же, как и все русские или евреи, не виноваты в содеянном некоторыми своими соотечественниками. Некий поручни латышской национальности во время мобилизации обратился с просьбой направить его в 1 латвийский стрелковый батальон к начальнику гарнизона города Перми генерал-майору Шарову. Последний ответил, что все латыши без исключения являются большевиками и именно латыши довели Россию до распада [47]. Однако следует признать, что были и свидетельства иного характера. Например, в 1924 г. начальник Забайкальского военного округа генерал-майор Петерис Межакс (Межак) утверждал, что при атамане Семёнове многие латыши занимали важные должности, и «никогда не подвергались гонениям и многие пользовались доверием самого атамана» [48]. Но не исключено, что П. Межакс оценивал ситуацию с позиций почти полностью обрусевшего и, по крайней мере в начале, не верившего в независимость Латвии, латыша. Одним из высших офицеров-латышей в колчаковской армии был генерал-лейтенант Рудолфс Бангерскис (Бангерский). Он командовал дивизией, позже руководил войсковой группой Читинского района и был также начальником Читинской области. Позже он вспоминал, что во время службы у атамана Семёнова ему пришлось быть посредником в споре атамана с командиром войска Лохвицким [49]. Местная русская пресса отзывалась о нём очень положительно. В газете «Забайкальская новь» Р.Бангерскис характеризовался как порядочный офицер [50]. Военные начальники на местах имели большую власть. Например, начальник Барнаульского района - выходец из Видземе (Лифляндин) генерал-майор Рейнис Бисеинекс (Бисенек) издал приказ о том, что латыши не обязаны идти по мобилизации в белую армию [51]. Позже, он был взят в плен и расстрелян красными в марте 1920 года [52]. Командира группы Сибирской армии генерал-майора Петериса Гривиньша (Гривинь), якобы за невыполнения приказа, расстрелял русский генерал.
В целом в вооруженных соединениях Сибири и Дальнего Востока находились многие латыши, которые принимали активное действие в борьбе против большевиков [53]. Кроме офицеров, среди мобилизованных было много и рядовых солдат, как из среды беженцев, так и из жителей местных латышских колоний.

продолжение в части 2.