Латышские стрелки

Источник: http://www.gazeta.lv/story/15944.html

 Аннотация источника: Изложенные в статье факты позволяют по-новому посмотреть на утверждение советской власти в российской провинции, высветить роль в тот деле приезжей радикальной прибалтийской молодежи. Публикация приводится со значительными сокращениями. По отдельному запросу оригинал статьи, носящей строго научный характер, может быть выслан по е-почте в полном объеме.

 ***

«Прибалтийские коммунисты и интернационалисты на Вятке в 1918-1921 годах: из этнического опыта «делания» социалистической революции»

В Вятской губернии, как и во многих других аграрно-промышленных регионах России, в начале ХХ в. преобладала традиционная культура. В деревне большим влиянием пользовалась крестьянская община, способствовавшая сохранению социальной и имущественной однородности крестьянства, поэтому приезжие большевики оказались в затруднительном положении: где беднота – опора Советов?

 Вятские города являлись административными, ремесленно-торговыми, а отнюдь не индустриальными центрами. Индустриальных предприятий в губернии были единицы. Поэтому социальная структура вятских городов тоже носила на себе печать традиционного общества.

Словом, население Вятского региона в начале XX века жило размеренной, спокойной жизнью. В массе своей приветствовало падение самодержавия и объявление свободы, но в то же время было далеко от идей большевизма. На Русском Севере вообще идеи революции не нашли своего активного воплощения ни в 1905 году, ни позже.

 А посему для быстрого утверждения большевизма в регионе по сути не было условий. В целом в периферийных районах Российской империи организации политических партий появлялись главным образом благодаря деятельности «столичного ядра» (эмиссаров) или активности политических ссыльных.

 Очевидно, что большевистские идеи после 1917 года в эти территории были принесены «на штыках» революционных матросов и солдат, а также интернационалистов и коммунистов, знаменитых «латышских стрелков» и т.п. братией. Для нашей темы будет интересно рассмотреть именно роль латышских и других прибалтийских коммунистов и интернационалистов в укреплении Советской власти на Вятке, а так же в событиях гражданской войны.

 Власть к Советам в Вятке перешла после приезда в ноябре– начале декабря 1917 года нескольких отрядов революционных матросов из Петрограда и активизации крайне немногочисленных местных большевиков. Они действовали активно, напористо, искусно использовали все просчеты местной демократической администрации. В последовавшей за тем гражданской войне прибалтийские, еврейские, австро-венгерские коммунисты и интернационалисты сыграли чрезвычайно важную роль.

Почему возникла необходимость в активности далеких от провинциальной Вятки «латышских красных стрелков» и им подобных революционерах? Согласно известной теории Л.Н. Гумилева в обществе имеются так называемые «пассионарии» и «субпассионарии» – люди, обладающие большим или малым количеством «пассионарности». Перефразируя строки известного произведения М.Горького, некоторые пассионарные личности в России в начале XX века выглядели как буревестники, которым нужна была революционная буря. Представители же крестьянства – субпассионарии – выглядели как пингвины, прятавшие свое тело в утесе, свою культуру от бурь. Крестьянский по ментальности Вятский регион отличался политической инертностью местного населения.

 Известно, что с точки зрения геополитики на карте мира выделяются так называемые «рубежные зоны» цивилизаций, представленные либо культурными, экономическими границами, либо границами «суша – море». В этих рубежных территориях бывает избыток коммуникативности, или пассионарности (по тому же Л.Н. Гумилеву). Там могут появляться очаги либо культурного созидания, либо культурного разрушения.

 Восточное побережье Балтики отчасти обнаруживает черты рубежной зоны культуры. Сравнительно небольшая по площади, эта территория накапливала рубежную энергетику. Историческая судьба населения восточного побережья Балтики включает решение вопроса о собственной самостоятельности, а также проблемы тяготения к более крупным этнокультурным массивам – либо к Западной, либо к Восточной Европе.

 В начале XX века эти проблемы стали корреспондировать с проблемами нарождающейся индустриальной цивилизации. Вероятно, их решение перешло в этническую плоскость; все «политические беды» стали перекладываться на русских. Так происходила подмена классовых проблем этническими и их смешение.

 Этим и воспользовались большевики. Не местным людям в российской глубинке было легче разрушать старинные устои размеренной жизни – они разрушали не свое, этнически не свое. Большевистская партия в таких ситуациях охотно шла на подмену этнического классовым – раз в провинции нет опоры на пролетариат, то пусть бойцами революции станут интернационалисты.

 ***

Уже с февраля 1918 года членом Вятской большевистской организации состоял латыш Александр Аболин, назначенный членом следственной комиссии Вятского губернского революционного трибунала.

 Весной 1918 года при Вятском горкоме партии был организован боевой отряд коммунистов, в деятельности которого активную роль играли прибывшие из Ижевска прибалтийские коммунисты Р. Граблаус и В. Браженас. Позднее отряд играл важную роль в укреплении большевистской власти в губернии.

 Ядром первой в городе Вятке советской воинской части стали латышские стрелки под командованием молодого офицера Вальдемара Азиньша (В.М. Азина). В течение двух недель численность роты возросла до 400 штыков, а к июлю в роте насчитывалось уже более полутора тысяч (!) человек.

7 июля в Вятке состоялось общее собрание латышской коммунистической роты, на которой по предложению В. Азина образовалась латышская секция в составе Спрогиса, Ж. Трусковского, А. Густсона, М. Аузина. Интересы латышей в губкоме партии представлял все тот же В. Азин. Уже в конце июля латышская секция насчитывала 68 чел., а осенью она возросла до 150 чел. В секции состояли «почти одни подпольные работники, ушедшие от гонения германского империализма». Поэтому многие из них стали ответственными советскими и партийными работниками, как, например: сотрудник губернского военкомата Ян Лисовский, секретарь агитационной коллегии губкома партии Петр Мелгалв, сотрудник агитационного отряда Вятской особой дивизии Яков Озер, агент уголовного розыска, ставший позднее одним из руководителей губернской ЧК Евгений Оше, агент по борьбе с контрреволюцией Иван Румбен, командир коммунистического отряда при Уржумской ЧК Альберт Гольц. До откомандирования в распоряжение ЦК партии в ноябре в военном отделе Вятского Совета работала Люция Пелекайс. Алма Грубе выполняла ответственные задания в губернском отделе народного образования.

Все они, как правило, были молоды: от 20 до 28 лет, а Альме Грубее едва исполнилось 19 лет. Только один человек из прибалтийских коммунистов и интернационалистов на Вятке в то время работал в образовательной структуре, все остальные – в административно-политических органах Советской власти. Это было весьма показательно, что интернационалисты работали в особых структурах, многие в ЧК, и имели радикальные функции.

В этой связи делается актуальным вопрос о роли молодежи в смене режимов. Где были родители этих юношей, почему не удержали их? Кем были на родине эти юноши? Почему их революционная энергия стала реализовываться не у себя на родине, а в российских провинциях?

Осенью 1918 года в Уржумский уезд Вятской губернии на партийную работу прибыли латыш Иван Бирзгал и литовец Донат Бурак, агитатор Вятского губкома партии, ставший заведующим уездного информационного бюро, то есть главным агитатором советской власти. Обоим тогда было примерно по 20 лет. Латыш Бирзгал, который возглавил Уржумскую ЧК, беспощадно расправлялся с врагами коммунизма. На этой должности он оставался до первой половине 1920 года.

Осенью 1918 года некоторое время в городе Уржуме работали сотрудники Вятского отделения ЧК коммунисты Путте, Август Паэгле, Пуцен, Перкон, Витол, Калне и другие. 20-летний латыш Жан Калне к тому же с 8 октября по 12 ноября работал секретарем Уржумского укома РКП (б).

Осенью 1918 – зимой 1919 годов в составе следственной комиссии Вятского ревтрибунала работали прибалтийские коммунисты и интернационалисты: и.о. председателя Герман Кипст, члены Александр Аболин, Альберт Фост, Готольд Берзин, А. Гринвальд, Иван Кауке.

В 1919 году следователем юридического отдела Вятской губернской ЧК состоял латыш Александр Альтберг.

***

С началом полномасштабных боевых действий Гражданской войны в Приуралье нужда в надежных революционных силах резко возросла. Потребовались как боевые командиры и квалифицированные политработники, так и беззаветно преданные революции бойцы. В 1918 – 1919 годах на Восточном фронте появились талантливые красные полководцы: командир 4-го Латышского полка Я. Ю. Рейнфельд, командир дивизии В.М. Азин (Азиньш), командующий 3-й армии Восточного фронта Р. И. Берзин (Берзиньш) и другие.

После антибольшевистского восстания в Ижевске и Воткинске 8 августа 1918 года командование Восточного фронта спешно стало принимать меры по его подавлению. 18 августа из наиболее боеспособных частей матросов и латышских стрелков под командованием Антонова был создан экспедиционный отряд и направлен на пароходе в направлении Ижевска. Батальоном латышских стрелков, насчитывающих 500 штыков. Особую роль в разгроме восстания ижевских и воткинских рабочих сыграл 7-й Баусский латышский стрелковый полк под командованием Таумана. Командарм 2-й армии В.И. Шорин, докладывая потом в Реввоенсовет республики о взятии Ижевска, предлагал наградить латышский полк знаменем.

В начале 1919 года в деятельности латышских секций Вятской губернии произошли существенные изменения. В Латвии активизировались большевики. Поэтому 4 января руководство латышской секции при ЦК РКП (б) распорядилось «отправить немедленно в Латвию всех товарищей коммунистов, не занимающих ответственных постов в советских и партийных организациях».

 Однако полностью выполнить данное распоряжение не удалось: на местах сохранялась острая потребность в надежных и исполнительных коммунистах. Как нам удалось выяснить причину: злоупотребление властью и служебным положением во многих уездных партийных и советских органах в то время приобрело огромные масштабы. 

Поэтому 6 января 1919 года в распоряжение Уржумской ЧК было отправлено 20 коммунистов латышей, среди которых назовем Альберта Гольца, Эрнеста Эгле, Иоганиса Карро, Карла Кацена, Альберта Цемса, Эдуарда Гульбе, Юлиуса Гульбе, Эльмара Керре, Августа Суйя, Теодора Карлевича и другие. Они должны были обеспечить революционную законность в уезде. Уже созданные местные партийные организации и их лидеров подстраховывали заместители – прибалты.

После поражения войск большевиков в Латвии во внутренние районы страны устремился поток беженцев. Во многом благодаря им в сентябре 1919 года активизировала свою деятельность латышская секция при губкоме партии. В состав бюро секции вошли Петр Алленсон, Мурнек, Пурит и кандидаты Роберт Грикит и Питровский.

 В первой половине 1920 года латышская секция, действовавшая при отделе национальных меньшинств губкома РКП (б), состояла из 26 человек. Любопытно, что семеро из них работали в губернской ЧК: Отто Мурнек, Иван Безделига, Р. Гринит, Е. Оше, Альберт Цемс, Яков Журин и Альберт Суня. Причем, они, как правило, занимали ответственные должности.

В июле 1920 года большевики предприняли попытку организовать латышские секции в Ижевске, Воткинске и Сарапуле. Туда поехали О. Мурнек и Р. Версе. Благодаря их агитации в августе 1920 года возникла латышская секция при Сарапульском укоме из 11 человек. На собрании секции 5 августа отмечалось, что в городе насчитывается до 20 латышей-большевиков и до 500 латышей беспартийных. В состав бюро секции вошли Петр Кайрен, Яков Кадик, Наталья Милюнт.

 Секция действовала автономно, а ее члены, вероятно, даже не знали русского языка, поэтому почти все протоколы написаны на латышском языке. Для помощи «широких латышских масс», не владеющих русским языком, латышская секция просила назначить особого уполномоченного и рекомендовала на эту должность сотрудника Ижевского политбюро при советской милиции Галауске.

 ***

Архивные свидетельства говорят о небывалой активности прибалтийских революционеров на Вятке. Как же можно объяснить такую политическую активность?

 Их этнический портрет показывает их как своеобразных маргиналов для традиционной культуры своего народа. У них не выявлялось общинной сцепки, привязанности к родной земле, этнокультурной почвы под ногами. Им была свойственна особая воля, поступки, идеи, помогающие в такой аскетичной, революционной работе и в жизни.

 Показательно, что население Русского Севера до 1917 года к «политическим» относилось с осторожностью. Контактировать с ними означало нести груз ответственности перед властями после отъезда «политических» обратно в центр. Вятские этнографические материалы включают воспоминания о некоторых контактах с этапируемыми в Сибирь через южные уезды Вятской губернии большевиками: « …они были все в городских костюмах из дорогой шерстяной материи, говорили непонятно, и что–ведь, пили водку чайными чашками; а у нас-то принято – по маленьким рюмочкам и то, только в начале крупного праздника, на свадьбе вот, или на поминках…».

 Вначале эти молодые люди были романтиками революции, потом им пришлось стать ее бойцами. Или даже мерзавцами, чтобы воспользоваться ее плодами, или погибнуть от рук следующих поколений революционеров – тех, кто становился мерзавцем, если ты, вчерашний романтик революции, не захотел преступить черту. Революционная идея здесь видится как новая религиозная идея. Сходный фанатизм, аскетизм, радикальная деятельность, требующая жертв на алтарь революции. Специфично, что именно на алтарь. С фанатиками новой религии – коммунизмом – революционеров-интернационалистов роднит и почти святое отношение к дисциплине, трудам Ленина как к новой социалистической Библии. Кстати, и водка предстает революционной сомой (божественным напитком индоариев – Ю.Т., И.Т). Большевистская партия чем-то напоминает в этой связи индийскую варну брахманов, имевшую монополию на истинное знание. Мавзолей в Москве видится как революционный зиккурат...

 История не терпит сослагательных наклонений. Но что бы было, если эта революционная молодежь из балтийских территорий осталась у себя на родине и осуществляла свои идеи там, а спокойная российская провинция развивалась бы без них? Может быть, они стали бы у себя на родине добросовестными земледельцами, мастеровыми, торговцами, учителями или врачами?

Или…

 Сведения об авторах:

1. Тимкин Юрий Николаевич, кандидат исторических наук, доцент Вятского социально-экономического института (г. Киров).

2. Трушкова Ирина Юрьевна, доктор исторических наук, профессор кафедры истории России Вятского государственного университета (г. Киров)