Глава III Прибалтийская круговерть 3. Кто победил большевиков? часть 2. / "Прибалтийская круговерть", глава из книги "Кровью умытая". / статьи / Латышские стрелки

Глава III Прибалтийская круговерть 3. Кто победил большевиков? часть 2.

Основой вооружённых сил «независимой» Латвии стал добровольческий Балтийский ландесвер («Земское ополчение»). Инициатором его создания выступил русский офицер, капитан 1-го ранга барон Г.Н.Таубе, само же формирование началось ещё в конце октября 1918 г. в Риге при участии ротмистра светлейшего князя А.П.Ливена и капитана К.И.Дыдорова. На раннем этапевсё командование ландесвера состояло исключительно из русских офицеров (лишь потом их сменили германские кадровые офицеры). Комплектовался он остзейскими немцами: местной молодежью и людьми, служившими в российской, либо германской армиях. В середине ноября 1918 г. было сформировано 4 смешанных отряда, чисто русский отряд капитана К.И.Дыдорова и 3 латышские роты (всего около 1000 человек).

Один современный местный публицист констатирует: «Ландесвер запятнал себя ужасными преступлениями против латышей -- людей массово расстреливали только за то, что они латыши. Террор ландесвера превысил количество жертв „красного террора”». Понятно, что после того, как силами Балтийского ополчения Латвия была очищена от большевиков, новое национальное мифотворчество нуждалось в новых героях. Естественно, что «сделавшие своё дело» немцы и русские в эту категорию никак не вписывались. Зато образ «ландесзверя», ненавидящего всё латышское, как нельзя лучше соответствовал новым реалиям. Признаем, Гражданская война – дело страшное. Одинаково ужасен и Белый и Красный террор. Но не следует ради идеологических штампов забывать об элементарной справедливости. Не надо забывать, что независимость будущей демократической Латвии была щедро оплачена кровью немецких солдат и русских белогвардейцев!

Остатки германских оккупационных войск были преобразованы в 6-й резервный корпус. Создавались добровольческие части «фрейкорпы» (freikorps) -- отряды немецких добровольцев, большей частью называвшиеся именами их командиров. Среди них встречались идейные борцы, желавшие защищать родину от «красного кошмара». Но не будем идеализировать остальных, коих было большинство. После поражения в войне и возникшего в Германии революционного хаоса огромное количество германских солдат оказались людьми без Родины. Этнические немцы из охваченных ветром самоопределения Венгрии и Чехословакии, из отнятых Францией Эльзаса и Лотарингии – им некуда было возвращаться! В самой Германии царили нищета, безработица, разруха, и заслуженных ветеранов Великой войны там никто не ждал. Надо понять душевную боль этих людей, и потому щедрые обещания правительства К.Ульманиса вызвали у них самый живой отклик. Право на новую Родину немецкие солдаты заслужили кровью, пролитой ими в боях с большевиками, в то время как основная часть титульного населения либо активно поддерживала красных, либо отсиживалась в ожидании победившей стороны.

1 февраля 1919 года в Лиепаю прибыл волевой и энергичный немецкий генерал Ридигер фон дер Гольц, уже имевший опыт подавления революции в Финляндии в 1918 году. Под его командованием объединились все антибольшевистские силы в Курляндии. Это части 6-го корпуса («Железная дивизия», 1-я гвардейская дивизия, Шяуляйская бригада), Балтийский ландесвер и латышский батальон О.Калпакса. Всего около 40 тысяч бойцов.

Ещё 1 января 1919 года военный министр Я.Залитис назначил Оскара Калпакса «командиром находящихся в Риге латышских вооружённых сил». Изначально предполагалось, что вооружённые силы независимой Латвии будут состоять из 18 латышских, 7 немецких и одной русской роты, но на деле всё происходило несколько иначе. На 5 января в их рядах насчитывалось всего 250 человек. К 1 марта под началом Калпакса было уже 600 бойцов – первое крупное латышское воинское соединение. Ротами и эскадронами Балтийского ландесвера по-прежнему командовали русские офицеры остзейского происхождения. Обучением всех частей руководил русский полковник фон Струве.

Сам Калпакс был лишь комбатом и подчинялся немецким офицерам, а во главе армии стоял упомянутый выше генерал фон дер Гольц. Любопытно, что у нас принято величать латышского комбата «полковником Калпаксом», хотя известно, что последнее его воинское звание в Российской армии было подполковник. Когда и где он был произведён в следующий чин – одна из загадок латвийской истории. Мало кто знает, что О.Калпакс был ЕДИНСТВЕННЫМ латышским офицером, согласившимся в той сложной обстановке принять на себя командование латышскими отрядами. Все остальные от этой чести уклонились. Как писал полковник А.Пленснер: «Узнав, что прежний кандидат категорически отказался, Калпакс заявил о том, что подчиняется приказу министра и согласен». Этим «прежним кандидатом» был будущий военный министр Латвии, а тогда капитан Янис Балодис, проявлявший в начале 1919 года немалую осмотрительность. Сославшись на то, что он «не может взять на себя ответственность и заботу о солдатах», Балодис отказался от предложенной ему должности. Честь и хвала Калпаксу, он ответственности не испугался!

«Ввиду того обстоятельства, что большевики не нажимали, высшему командованию удалось переформировать Балтийский ландесвер на новых началах. Нельзя забыть, что части были наскоро сформированы из бывших русских офицеров Прибалтийского края и добровольцев молодых и старых, никогда не служивших на военной службе. Надо удивляться, как при таких обстоятельствах эти мало сплочённые части без всякой подготовки, увлекаемые лишь восторженной любовью к Родине, совершили сравнительно удачно отступление от Риги до реки Виндавы с постоянными арьергардными боями и засадами в лесах.

Командный язык был русский, и вообще настроение военной молодёжи было явно русофильское. Германцы решили подчинить ландесвер своему влиянию и начали ломку с вопроса командного состава, языка и метода обучения. Командиром ландесвера вместо русского генерала барона Фрейтаг-Лорингофена назначен был сперва германский полковник Розен, затем весьма талантливый, храбрый и симпатичный майор Флетчер, который быстро сумел завоевать себе доверие и преданность как офицеров, так и добровольцев.

Старшие офицеры ландесвера, полковники русской службы, перешли отчасти в русский отряд, отчасти в Ревель. Масса офицеров ландесвера хотела также демонстративно перейти в русский отряд, но лишь немногим это удалось, большинству в этом было отказано. Общее руководство фронтом сосредоточено в руках графа фон дер Гольца», -- вспоминал князь Ливен. В январе 1919 г. в ландесвер поступило много германских офицеров и солдат-добровольцев. Он был преобразован по германскому образцу. Русские офицеры оставили свои посты и объединились в Ливенском отряде. Служившие ранее в германской армии от приёма в отряд князя А.Ливена были исключены.

Сегодня некоторые историки пытаются разделить латышский и немецкий ландесвер, демонизируя последний и обвиняя его во всех смертных грехах. Наверное, это будет не совсем справедливо. В союзе с латышскими национальными частями и русскими добровольческими отрядами немецкий ландесвер вёл тяжёлые бои с собранными со всех фронтов и переброшенными в Латвию красными латышскими полками.

Когда в конце января 1919 года эстонская армия выбила красных из Северного Видземе, подобрать командира для создаваемых там латышских вооружённых частей удалось лишь в феврале. Это был капитан Йоргис Земитанс, из числа офицеров, находившихся ранее в немецком плену. Его и направили из Либавы в Ревель.

В одном из боёв нелепой случайностью оборвалась жизнь О.Калпакса. По недоразумению, 6 марта 1919 года возле хутора Скудрас, вблизи железнодорожной станции Айритес, завязалась перестрелка между солдатами Калпакса и наступавшим по соседству немецким батальоном фон Борха. В латвийской истории этот эпизод называют «сражением при Айритес». В бою погибли полковник О.Калпакс, командир Студенческой роты капитан Н.Грундманис, командир взвода кавалерии обер-лейтенант Я.Криевс и командир немецкой батареи лейтенант Р.Шриндер.

В первые годы республики, когда многие калпаковцы были ещё живы, ходила популярная версия о том, что Калпакс с трудом говорил по-латышски. И последними его словами были не «Капитан Балодис (по-латышски «голубь»), останьтесь вместо меня!», а русская фраза «Голубчик, оставайтесь за меня!».

Оскара Калпакса часто именуют «первым главнокомандующим Латвийской армии». Это не соответствует действительности, ведь армии такой просто ещё не существовало. Калпакс командовал лишь 1-м Латышским отдельным батальоном. Ему не подчинялись латышские отряды в Эстонии и Северной Латвии, командиром которых являлся Йоргис Земитанс, размещённый в Либаве штаб вновь формируемых вооружённых сил и Студенческая рота. По выражению К.Гоппера, Калпакса скорее можно назвать «крёстным отцом латвийских войск».

Перебравшись в Либаву, председатель Временного правительства Ульманис сразу же приступил к переговорам с представителями Антанты о дальнейших действиях по освобождению Латвии от красных. «Союзники» разумно выжидали, предпочитая загребать жар чужими немецкими руками. Более ощутимые результаты получились от поездок Ульманиса в Ревель и Гельсингфорс. Финны обещали ему активную помощь, эстонцы, очистившие вместе с русским северо-западным добровольческим корпусом свой край от эстонской Красной Армии, немедленно отправили войска в латвийское Видземе. Правда, военная помощь эстонцев не дешёво обошлась Латвии: за освобождение своих северных областей она уплатила передачей Эстонии города Валка.

У союзников, связанных общей бедой, взаимные отношения не были безоблачны. Латышское правительство, уже искавшее тесного сотрудничества с Антантой, с тревогой смотрело на усиление немецкого влияния в Либаве, подкрепляемого еженедельно прибывающими из Германии войсками, отлично снаряжёнными и вооружёнными. К началу наступления антибольшевистских сил, прогерманские воинские формирования явно доминировали на фронте. Батальоном погибшего О.Калпакса командовал повышенный до полковника Я.Балодис, который непосредственно подчинялся начальнику ландесвера майору Флетчеру, в тылу порядком ведали немецкие гарнизоны и коменданты.

Весной 1919 года военная ситуация изменилась. Снабжение армии Советской Латвии, несмотря на усилия комиссариата продовольствия, производилось с большими перебоями, и солдаты жили впроголодь. Появились случаи дезертирства... К началу марта положение на фронтах сделалось неустойчивым и тревожным, а местами и критическим. Красная Армия перешла к обороне.

При такой сложной обстановке советскому правительству было не до внутренних реформ. Несмотря на то, что владения остзейских баронов были конфискованы декретом от 25 декабря 1918 года, правительство так и не наметило план их использования. Латышские крестьяне национализированную землю в пользование не получили, и это стало одной из главных ошибок Советской власти в Латвии, определивших её дальнейшую судьбу. Когда-то один из крупнейших промышленных центров России, Рига, представляла собой настоящее фабричное кладбище, с бесчисленным количеством мёртвых труб вместо крестов. Ко времени занятия Риги большевиками в городе насчитывалось не более 3 тысяч фабрично-заводских рабочих (87 тыс. в 1913 г.). Многие из них за время немецкой оккупации деклассировались и превратились в люмпен-пролетариат. Правда, уже к маю 1919 г. число рабочих в Риге выросло до 12 тысяч человек.

К числу достижений Советского правительства можно отнести декрет от 8 февраля 1919 года о создании Высшей школы Латвии – впоследствии Латвийского университета (так что нынешние выпускники ЛУ по справедливости должны быть благодарны коммунистам). Также была основана и Латвийская академия художеств.

3 марта 1919 года немецкая армия начала общее наступление на фронте от Мажейкяя до Скрунды. 10 марта со стороны Вентспилса началось наступление ландесвера. Военная инициатива прочно перешла к антибольшевистским силам. Вскоре успешность их натиска стала несомненна, красные с боями отходили. В занятых городах немедленно уничтожались те, кого считали сторонниками Советской власти. В Вентспилсе расстреляли 150 человек, в Кулдиге и её окрестностях – около 500, в Елгаве – 600. О событиях в Елгаве вспоминает Л.Эйхманис: «Расстреливали всякого, кто только походил на рабочего. В так называемом дворе Сталплача были кучами свалены убитые и изуродованные до неузнаваемости люди. Среди расстрелянных была обнаружена и известная в Елгаве врач Вецрумба, которая была убита после ужасных пыток лишь за то, что она оказывала помощь раненым. Не было у немецких баронов недостатка и в помощниках из среды латышских буржуазных националистов. Так, некий бывший железнодорожник, машинист Бриковский, струсив, отцепил локомотив от стоявшего на станции Елгава поезда, подготовленного к эвакуации, с тем, чтобы предать в руки ландесверовских палачей около 200 тяжело раненных красноармейцев, которых эти негодяи зверски прикончили штыками и гранатами тут же в вагонах».

К 18 марта силы ландесвера приблизились к Риге. Городские улицы огласились грохотом огромного количества повозок, направлявшихся к Петербургскому шоссе. Отходили обозы и артиллерийские парки Красной Армии. Отступление продолжалось всю ночь, и сравнительно тихо стало лишь на рассвете.

Казалось, что победа белых близка и достаточно лишь усилия, чтобы большевики оставили город. Однако, по таинственным обстоятельствам, антибольшевистские силы остановились на подступах к нему. Как пишет Н.Бережанский: «Произошли серьёзные осложнения, вследствие которых ожидаемое с часа на час, а потом со дня на день освобождение Риги задержалось больше, чем на два месяца». Что же это за такие странные осложнения? Добровольцы рвутся в бой, красные охвачены паникой, но наличествуют «серьёзные осложнения»?! Уже тогда, в 1919 году, досужие комментаторы называли тысячу причин для этой удивительной остановки на пороге победы. Это и «усталость» войск и «коммунистические партизанские шайки», действующие в тылу германских частей и т.д. и т.п. Но, пожалуй, основную и главную причину этой загадочной остановки вскользь, как бы случайно, указывает князь Ливен в своих воспоминаниях: «Наконец, правительства Антанты не могли согласовать вопрос, кому и когда освободить Ригу. Инструкции, которые ими давались германскому командованию на местах, были крайне противоречивого характера». Вот оно, ГЛАВНОЕ препятствие! Антанта не даёт ДОБРО на освобождение Риги! Ещё не созрели все условия, ещё не скомпрометировали себя каким-либо необдуманным поступком германская армия и победоносный Балтийский ландесвер. Сама же Антанта ещё не готова принять под свою ответственность политическую ситуацию в освобождённой от большевиков Латвии. И потому следует ждать. Целых ДВА МЕСЯЦА, у ворот Риги.

Князь Ливен писал: «В эти дни свирепствовал в городе самый жестокий террор. Расстрелов было столько, что солдаты отказывались производить их, и работа расстрела поручалась коммунистическим девушкам-добровольцам, которые находили особое удовольствие в истязании своих жертв до окончательного их расстрела.

Во всяком случае, настроение большевиков в это время было таково, что о серьёзной обороне Риги они не только думать не могли, но и не хотели, войска же добровольческих частей рвались в бой, так как у каждого были близкие родственники или друзья в Риге».

По словам Ливена: «Вообще, в Прибалтике большевистские женщины отличались наибольшим озверением и жестокостью, за что немцы их прозвали Flintenweiber (ружейные бабы)». По данным, приводимым П.Стучкой, тогда по приговорам рижских трибуналов было расстреляно около 1000 человек.

Рижанка М.Крустыньсон вспоминала: «С приближением фронта всё более наглыми и смелыми становились внутренние контрреволюционные элементы. На центральных улицах из окон стали обстреливать мирных жителей. Чтобы прекратить нежелательные эксцессы в центре города, Комитет охраны Рижского района в составе Ленцмана, Бейки и Томашевича 25 марта издал приказ об очистке центра города от буржуазных элементов, которым приказано было к определённому сроку переселиться на острова Закюсала, Кундзиньсала или на Саркандаугаву». Один из участников тех событий писал позднее: «Добровольно буржуи, разумеется, не захотели исполнить это распоряжение, поэтому пришлось выселить их принудительно. Через несколько дней, когда учёт оставленного в квартирах имущества был закончен, туда переехали жить рабочие из погребов и чердачных комнатушек».

Что же касается «особой жестокости» девушек-добровольцев, то спустя десятилетия очень трудно определить, что здесь правда, а где домыслы и мифы пропаганды идейных противников. Действительно, в Риге в 1919 г. было немало женщин-коммунистов, входивших в боевые и санитарные группы. Они добровольно проходили военное обучение и, не являясь военнослужащими, были готовы с оружием в руках защищать Советскую Латвию. Вспоминает большевик К.Скранда: «В нашей боевой группе было довольно много женщин. Тем из них, кто был ростом пониже, приходилось давать кавалерийские карабины, потому что обыкновенная винтовка была для них великовата. Девчата, однако, были энергичны и метко стреляли. Вот маленькая „винтовочница” Балод, ещё почти девочка. Карабин закинут за плечо, совсем как у старого латышского стрелка. Хороший стрелок, одна из лучших во всей боевой группе. А вот другая „винтовочница” -- Юмик, тоже маленькая. Она и Балод – одного роста и одних лет. И в стрельбе обе соревнуются. Мы их зовём „сестричками”. Есть ещё работница Розентал, энергичная, предприимчивая, тоже одна из лучших по стрельбе. Меткими стрелками являются также маленькая Лизите, А.Озолниек и другие. Были в нашей боевой группе „винтовочницы” и более высокого роста. Одна из самых стройных – Э.Шталь (Таутиете) – текстильщица, член партии с 1905 г. С нею я работал в прежние годы в подполье II района. Сердечная, отзывчивая, самоотверженная. В 1919 году после падения Риги белые её арестовали и убили». Вопрос, насколько в действительности эти девчонки отличались «озверением и жестокостью» и что в рассказах о них было правдой, а что злоречивыми сплетнями, однозначному осмыслению сегодня не поддаётся…

Политические интриги британских «союзников» сорвали немецкое наступление на Ригу. Красная Армия, оправившись, была приведена в порядок.

В этих условиях немцы, понимая, что за их спиной зреет явное непотребство, принимают свои меры.

Начальник Латвийского Главного штаба Э.Мисиньш вспоминает, что в начале апреля 1919 года к нему прибыл начальник штаба отряда Балодиса капитан Л.Болштейн с делегацией и потребовал, чтобы Временное правительство безоговорочно подчинилось главнокомандующему немецкими войсками генералу фон дер Гольцу, на что Залитис ответил, что «подобное требование равносильно измене Латвии!». Сам Мисиньш потребовал Болштейна арестовать. Этого, однако, сделано не было, и фактически отряд Балодиса с этого момента и вплоть до июля более не подчинялся Временному правительству, а выполнял лишь приказы германского командования (Людвиг Болштейн, впоследствии генерал, командир бригады латвийских пограничников, застрелился в июне 1940 года).

В своём донесении от 12 апреле 1919 г. относительно политической обстановки в Латвии член американской военной миссии Грант-Смит писал: «Нынешнее правительство де-факто Латвии крайне слабо и не представляет латышского народа. Оно было бы немедленно свергнуто, если бы состоялись народные выборы. Оно является самочинным правительством, созданным партийными вождями и людьми, которые взяли дела в свои руки в Риге и впоследствии были изгнаны из города наступлением большевиков».

Наконец, 16 апреля 1919 года в Либаве произошёл военный переворот. Министры Карлиса Ульманиса нашли убежище на стоявшем в порту пароходе «Саратов». Здесь, под охраной британских военных судов, они и ожидали своего часа возвращения во власть, окончательно связав свою судьбу с Британской политикой. Было создано новое правительство, во главе которого стоял латышский священник, известный писатель и публицист Андриевс Ниедра. Меня всегда занимал вопрос, чем руководствовался этот человек, несомненный патриот Латвии, известнейший общественный деятель предреволюционной поры, талантливый литератор? Ведь сегодня любой школьник понимает, что немцы и русские – «злейшие враги» свободной Латвии! Почему же Ниедра, эта яркая неординарная личность, возглавил «прогерманское марионеточное» правительство? Ответ на эту очередную историческую загадку достаточно неожидан, но об этом поговорим чуть позднее.

По словам А.Ливена: «Край же в это время оставался без правительства, и в уездах вспыхнули со стороны латышских тыловых войсковых частей беспорядки. Генерал граф фон дер Гольц 21 апреля издал приказ, в котором объявил, что он, как главнокомандующий над всеми войсковыми частями всяких национальностей, в краю будет железною рукою поддерживать порядок. Он выслал в Газеннотский уезд несколько отрядов, которые более или менее восстановили порядок».

Любопытно, что латышские части Я.Балодиса не отказались в знак протеста против этого «путча» подчиняться командованию ландесвера, тем самым, формально не возражая против новых латвийских властей. Таким образом, суверенная территория правительства К.Ульманиса на тот момент ограничилась бортами парохода «Саратов», а его вооружённые силы – ближайшим окружением премьер-министра.

В этой связи интересны наблюдения находившегося в 1919 году в Либаве полковника спецслужбы США Р.Хейла, который 10 мая записал в своём дневнике: «Ульманис вершит дела своей страны, словно это бизнес на масле и яйцах. Как бы мы ни относились официально к Ниедре, я не могу не восхищаться старым священником. Очевидно, что он отважен, как лев». В интеллектуальном отношении пастор и литератор Андриевс Ниедра, несомненно, превосходил Карлиса Ульманиса, но зато явно уступал ему в практической сметке и расторопности.

К середине мая политические условия сложились таким образом, что антибольшевистские войска наконец-то получили возможность взять Ригу у красных. Приказ о наступлении был подписан графом фон дер Гольцем вечером 21 мая в 11 часов и объявлен армии в 1 час ночи 22 мая.

Очевидец пишет: «В течение последних двух дней, предшествовавших взятию Риги, ежедневные гости -- аэропланы, прилетавшие в день два-три раза, вовсе перестали появляться над Ригой.

Но 22 мая, несмотря на пасмурное утро, в отличие от общего правила, аэропланы появились над городом в 6 часов утра и парили на таком неприлично близком расстоянии, что простым глазом можно было видеть не только чёрный крест, но и пулемёты на носу и груши бомб. Такой предупредительно ранний визит аэропланов в пасмурную погоду и их усиленный интерес к рижским улицам на этот раз показались не простыми и не случайными. На смену одних аэропланов прилетали другие, такие же смелые и бесстрашные, игнорирующие бешеный огонь зенитных батарей большевиков, расставленных кругом города, и потоки свинца, лившиеся из пулемётов, ещё с мартовского переполоха водружённых на крышах рижских домов. Но занятия во всех учреждениях открылись своим чередом и абсолютно не было больше никаких внешних признаков, на основании которых можно было бы сказать, что сегодня последний день большевистской власти. Движение на улицах было нормальное, вышли вовремя газеты».

Прорыв большевистского фронта был возложен на ударный батальон ландесвера под командованием лейтенанта Ганса Мантейфеля и должен был состояться у Калнциема, где предмостное укрепление, обороняемое отрядом князя Ливена, было жизненно необходимо как плацдарм для наступления на Ригу. Именно поэтому его оборона была крайне ответственной задачей! Для усиления обороноспособности отряда на северной части укрепления стояли 2 латышские роты, подчинённые А.Ливену. Красное командование, прекрасно понимая значение Калнциемского плацдарма, хотело во чтобы то ни стало прогнать ливенцев на левый берег Лиелупе и, тем самым, парализовать активность белых войск. Сильнейшее наступление состоялось 19 мая, но стойкая оборона русского отряда, стоившая ему немалых потерь, помешала этому замыслу.

Отряду А.Ливена было приказано скрытно преодолеть Тирельское болото и выйти на дорогу из Калнциема в Ригу. В ночь на 22 мая прапорщик Сергей Елисеев, хорошо знавший эти места, вывел ударные части в тыл большевикам, совершенно не ожидавшим такого. Около 5 часов утра латышские части Я.Балодиса и отряд А.Ливена двинулись на Ригу. Добровольцы продвигались по возможности бесшумно, без выстрелов, поражая неожиданностью и захватывая в плен резервы красных. По словам одного из ливенцев: «Всё это позволило нам буквально влететь в Ригу, застав комиссаров в парикмахерских, столовых и просто на улицах».

Наступление вела 48 тысячная объединённая армия (в её составе было 2146 человек латышской бригады Я.Балодиса). Удар в центре, из Олайне, был нанесён германской «Железной дивизией», которая в 2 часа ночи прорвала фронт и форсированным маршем перешла в стремительное наступление. Сражение приняло очень горячий характер, и красные латыши ввели в бой лучшие свои силы. Но подоспел балтийский ландесвер и ливенские части, после чего четыре красных полка были разбиты. Их остатки начали отступать.

Один из русских бойцов так описал в дневнике встречу ландесвера рижанами: «Население со слезами радости встречало освободителей. Встреча не поддаётся описанию. Некоторые целовали ноги всадников. Несмотря на то, что на улицах и у некоторых домов шли бои, население, одетое по-праздничному, бежало навстречу; из всех окон приветствовали флагами, платками…»

Оборону Риги пытались организовать непосредственно на городских улицах. Рабочие, коммунисты, военные моряки под руководством начальника Морского управления Военного комиссариата Советской Латвии Карла Зиедыня, курсанты Военной школы… Они сражались самоотверженно, но город отстоять не сумели. На подступах к Любекскому мосту, когда К.Зиедынь повёл своих бойцов в контратаку, он был тяжело ранен и вскоре скончался.

Красные не успели подорвать мосты. По свидетельству очевидцев, отступление прикрывали женщины-коммунистки. Они открыли огонь из винтовок и пулемётов по Любекскому мосту, ведущему в Старый город. Германские броневики разогнали их. Но когда появилась кавалерия, женщины-красноармейцы снова принялись стрелять из домов на набережной. Был убит лейтенант Ганс фон Мантейфель и ранены четыре офицера. Отчаянные коммунарки отстреливались до последнего, бросая ручные гранаты под ноги лошадей…

Вслед за кавалерией по мостам побежала усталая и запылённая пехота. В первую очередь была занята Цитадель, в которой содержалось свыше 600 заключённых, преимущественно немцев, потом таможня и дома, где находились советские учреждения. Производились обыски и аресты подозрительных лиц, причём тех, у кого находили оружие или партийные билеты, расстреливали на месте.

Коммунисток уничтожали беспощадно с особым удовольствием. С этими расправами торопились ещё потому, что кто-то пустил слух, будто латышские офицеры бригады Балодиса спасли несколько девушек-красноармейцев путём взятия их на поруки.

Свидетель событий вспоминал: «Когда был освобождён центр, первым рефлективным движением рижан явилось устремление на Эспланадную площадь, к могилам „борцов за свободу”, где красовались ещё не убранные с майских празднеств фанерчатые обелиски, пирамиды, деревянные трибуны и помосты, словом всё то, что в совокупности рижане называли „Цирком Нерона”. В одно мгновение огромная толпа людей, преимущественно женщины и дети, явилась, точно по сговору, на площадь, разрушила все сооружения пролетарских архитекторов, сложила всё в огромную кучу. Откуда-то появились банки с керосином, которого до сих пор не достать было за большие деньги, и ярко запылал костер. Высокие могилы „борцов” были в один момент разнесены и сровнены с землею, а цветы, венки и ленты полетели в огонь».

Такая же участь постигла и скульптурные украшения в сквере перед зданием Совета рабочих депутатов. Голова Карла Маркса, разбитая на куски, топталась ногами, деревянная обшивка цоколя облита керосином и сожжена.

В задачу войск входило не только очищение города от большевиков до темноты, но и скорейшее освобождение заключённых, находившихся в центральной тюрьме на Матвеевской улице, потому что всякое промедление грозило им расстрелом или увозом из Риги. Поэтому «Железная дивизия» и ландесвер, по мере приближения к восточной части города, стала встречать более упорное сопротивление красных частей. На углу улиц Суворовской и Столбовой (ныне Кр.Барона и Стабу), а также на углу Столбовой и Александровской (Стабу и Бривибас) были сооружены баррикады с пулемётами, и эти баррикады приходилось разрушать броневиками и пушками.

Артиллерийским огнем громили и табачную фабрику Мюнделя, в окнах которой были поставлены пулемёты. Орудиями пришлось действовать и при очищении засады в огромном доме правления «Проводника», с крыш и чердаков которого стреляли пулемёты. На следующий день большевики были отброшены за 20 вёрст от Риги.

Город праздновал. Все улицы, особенно набережная и центр, кишели радостно настроенной публикой, снимали красные вывески с советских учреждений, срывали уличные таблички с обозначением «свердловских и марксовских улиц». Арестованных коммунистов вели со скрученными за спиной руками, связанными телефонным проводом. Подсчитывали возы военной добычи, доставленной из-за Двины, щупали и гладили брошенные красными стрелками патронные и зарядные ящики, в том числе – две тяжёлые батареи, захваченные в Усть-Двинской крепости, присланные недавно из Москвы. Покупали у немецких солдат сахарин, электрические фонари, ножи и платили, не торгуясь, желая хоть чем-нибудь выразить свою признательность.