Глава III Прибалтийская круговерть 3. Кто победил большевиков? часть 1. / "Прибалтийская круговерть", глава из книги "Кровью умытая". / статьи / Латышские стрелки

Глава III Прибалтийская круговерть 3. Кто победил большевиков? часть 1.

Если Латвия была освобождена от красных и таким образом утвердила свою независимость, то это только благодаря сотрудничеству всех населяющих её национальностей, и только мирное сотрудничество населяющих её национальностей гарантирует дальнейшее процветание страны.

Князь А.П.Ливен

Кстати, в условиях немецкой оккупации Прибалтики имела место ещё одна попытка создать на этой территории очередное «независимое государство». Начало его созданию было положено 8 марта 1918 г. в Митаве, где Курляндский ландтаг (80 делегатов, главным образом прибалтийских немцев) вынес решение о провозглашении под скипетром германского императора «Курляндского герцогства». 15 марта Вильгельм II подписал акт о признании его «самостоятельным» государством. 12 апреля в Риге на объединённом ландесрате Лифляндии, Эстляндии, г.Риги и о.Эзель (т.н. Совет прибалтийских земель) было объявлено о создании «Балтийского герцогства» (в его состав вошло и «К. г.»), об отделении Эстонии и Латвии от России и установлении персональной унии «Б. г.» с Пруссией. Правителем этого новоявленного образования стал Генрих Гогенцоллерн, брат кайзера. Просуществовав совсем недолго, «Балтийское герцогство» распалось, не успев оставить заметного следа в истории.

К началу ноября 1918 года состояние VIII германской армии, оккупировавшей Псковскую область и Прибалтийский край, полностью соответствовало внешности и духу разложившихся за год до этого революционных русских войск. «Нервы» немецкой армии оказались такими же слабыми, как и нервы «женственно-славянской» (по выражению генерала Гинденбурга) армии российской. В Пскове германские солдатские комитеты активно боролись со своим начальством, препятствуя формированию русских добровольческих полков Северного корпуса. В Режице (Резекне) солдатский совет открыто братался с русскими красноармейцами, стоявшими на пограничной полосе.

В ноябре 1918 года Первая мировая война закончилась. На основании пункта 12 условий перемирия между Антантой и Германией немецкие войска должны были в кратчайший срок покинуть Прибалтику. Но выполнение этого требования привело бы к тому, что Красная Армия без сопротивления и потерь заняла бы эвакуируемые немцами области. Поэтому Антанта сквозь пальцы смотрела на то, что германская армия продолжает оставаться на территории Латвии.

В Риге в то время шла сложная внутриполитическая борьба, в которой соседствовали прибалтийские бароны, латышские демократические группы, одинаково враждебно настроенные как к баронам, так и к немцам-оккупантам, и местные латышские большевики, находившиеся в теснейшем контакте с русскими товарищами.

Немецкие бароны создавали своё Балтийское герцогство; латышские националисты грезили о собственной республике; большевики работали на благо коммунизма. С востока наступала Красная Армия, следовавшая буквально по пятам за уходящими германскими войсками. Бессильное латвийское правительство, избранное лишь 18 ноября, не располагало ни авторитетом, ни какой-либо реальной силой, если не считать нескольких сот добровольцев из остзейской молодежи, составивших Земское, или Балтийское ополчение «ландесвер» («защитники страны»). Правительство пыталось бороться единственным доступным для него оружием: воззваниями, рассчитанными на патриотическое чувство красных латышских стрелков: «Независимая Латвия зовёт вас, гордых латышских стрелков, в своё молодое отечество, твердо веря, что вы явитесь его достойными и благородными сынами. По вас давно скучают ваши отцы и матери, ваши братья и сестры. Все латыши -- в одну дружную латышскую семью».

Но «достойные сыны отечества» шли на Ригу, руководствуясь в своих симпатиях исключительно пролетарским чутьём и классовым сознанием.

По указанию правительственного комиссара при VIII германской армии Августа Виннига от 30 ноября 1918 года была создана т.н. «Железная бригада» -- немецкая добровольческая часть для обеспечения «планомерной эвакуации» войск и охраны военного имущества (в 1919 г. она будет преобразована в «Железную дивизию»).

4 декабря состоявшееся в Риге нелегальное заседание ЦК СДЛК (Социал-демократии Латышского края) при участии представителей Рижского и Валкского Советов рабочих депутатов приняло решение немедленно создать временное Советское правительство Латвии в составе 9 членов. Председателем правительства был избран Пётр Стучка.

В Ригу 18 декабря пришли два британских крейсера («Виндзор» и «Принцесса Маргарит»), в сопровождении нескольких миноносцев. Английский адмирал Синклер привёз решительный приказ об ускорении очищения города от немцев, с уведомлением, что охрану порядка отныне он берёт в свои руки.

В тот же день в городе нелегально прошла XVII конференция СДЛК (в марте 1919 г. она будет переименована в Коммунистическую партию Латвии – КПЛ). Конференция приняла постановление о подготовке вооружённого восстания. Был создан Латвийский военно-революционный комитет.

Перед Рождеством в Риге была объявлена мобилизация бывших офицеров и унтер-офицеров. Из более чем 700 подлежавших мобилизации военных явилось лишь около 200 человек. Не рвался народ на службу в армию новообразованного латвийского государства! Сохранились воспоминания О.Дзениса о том, как создавалась добровольческая рота в Лимбажи: «Городская дума даже отказалась предоставить помещение организаторам ульманисовской армии. Жители Лимбажи рассказывали ещё, что на призывной пункт явился только один доброволец, да и тот, увидев, что он единственный, удрал». По сути, мобилизация провалилась, удалось набрать бойцов лишь на четыре роты.

25 декабря на всех улицах Риги можно было прочесть Манифест Советского правительства Латвии (от 17 XII) за подписями П.Стучки, Я.Ленцмана и Ю.Данишевского, в котором рабочие призывались браться за оружие и взять государственную власть. В манифесте говорилось, что ценнейшим латвийским богатством является трудовой народ: «Только труд составляет гордость Латвии». В те дни в одной из своих статей П.Стучка писал: «У нас есть Латвийская республика. Только не буржуазно-демократическая, а социалистическая советская республика».

Находясь в подполье, Рижский рабочий Совет готовил вооружённое восстание. Один из его руководителей, Фрицис Шнейдерс, в 1920 году вспоминал: «Вскоре мы установили связи со всеми четырьмя латышскими буржуазными „охранными” ротами, которые в тот момент находились в Риге. Поначалу боязливо, а затем всё смелее солдаты стали снабжать нас оружием и боеприпасами и были готовы также и сами перейти на сторону восставших рабочих».

29 декабря, когда 1-я и 3-я латышские роты получили приказ об отправке на фронт, солдаты отказались выполнить его, заявив, что против рабочих оружие не обратят. Штабного полковника, призывавшего выступить против Красной Армии и «защитить своё отечество» освистали. Утром 30 декабря место расквартирования мятежных подразделений на Суворовской улице, 99 (ныне Кр.Барона), по распоряжению К.Ульманиса оцепили части немецкого ландесвера, а английские военные корабли открыли артиллерийский огонь. Обстрел произвёл на бунтовщиков впечатление. Не имея запаса патронов, они сдались. По свидетельству очевидцев, солдаты выходили из казармы с пением латышской революционной песни: «С призывом к борьбе на устах» («Ar kaujas saucieniem uz lūpām»); 191 солдата и 2 офицеров препроводили в тюрьму (находилась в здании по ул.Цитаделес, 12). Там их жестоко избивали, стремясь выявить организаторов мятежа. В Цитадели состоялся суд и 10 человек были присуждены к расстрелу. Сохранились сведения о трёх расстрелянных. Это были: 17-летний рижский рабочий Арнольд Межсаргс, 17-летний ученик торговой школы Вилис Пуренс и Арнольд Фелдманис. Ото Межсаргс, который также был среди арестованных, вспоминал: «Стреляли немцы – ландесвер, расстреливали там же, в тюремном дворе Цитадели». Лишь немецкие войска и британские корабли были той реальной силой, на которую опиралось правительство Ульманиса в борьбе против своих же латышских солдат!

Это правительство, обескураженное провалом мобилизации, 29 декабря решило спасти положение с помощью наёмников. Карлис Ульманис, по уполномочию своих коллег-министров, заключил с представителем Германии Августом Виннигом договор, по которому «Временное правительство Латвии согласно признать по ходатайству о том все права гражданства в Латвии за всеми иностранцами, состоящими в армии и прослужившими не менее 4 недель в добровольческих частях, сражающихся за освобождение латвийской территории от большевиков». Кроме того, немецким солдатам, желавшим оборонять Ригу от большевиков, были обещаны в полную собственность земельные участки в Лифляндии и Курляндии. Договор был подписан председателем Совета министров К.Ульманисом, министрами С.Паэгле, Я.Залитисом в присутствии члена Народного совета и члена балтийско-немецкой прогрессивной партии барона Розенберга. Уже через пару дней на основании этого договора началось формирование подразделений из числа германских добровольцев. В латвийской исторической литературе это сотрудничество Временного правительства с немецкими оккупационными властями несколько двусмысленно именуют «Грешным альянсом».

К слову сказать, уже после того, как большевики были благополучно изгнаны и опасность миновала, правительство Ульманиса ОТКАЗАЛОСЬ от исполнения обязательств, взятых на себя этим соглашением. Говоря нынешним сленгом, немецких добровольцев попросту «кинули». Как тут не вспомнить другой, не менее подлый «кидок», когда в 1991 году деятели Народного фронта громогласно обещали трети населения ЛССР предоставление гражданства, в случае восстановления независимости. «Ну как же было не обещать?» -- с простодушным цинизмом высказался впоследствии славный латышский политик Э.Репше. История повторяется… Есть такая русская поговорка: «Плюй в глаза – божья роса». В смысле – в бесстыжие глаза. Но бесстыдству, похоже, латвийские политики учились у своих англо-саксонских кураторов.

В газетах печатались ликующие статьи: англичане -- рыцари своего слова; англичане, раз взявшись за оружие, не вложат его в ножны до полной победы; англичане -- исторические защитники всех малых народов! Рига может быть спокойна на свою судьбу, раз в её порту стоят английские корабли! По набережной толпами шатались обеспокоенные буржуа и глазели на пушки, повёрнутые дулами на восток.

Ригу охватило тревожное настроение. Были получены сведения, что Красная Армия 1 января, разбив отряды балтийского ландесвера под Инчукалнсом (две роты почти полностью уничтожены), стремительно продвигается к Риге. Вера в англичан дрогнула. Начали запираться магазины, банки и некоторые правительственные учреждения. Тем не менее, везде были расклеены большие объявления, подписанные К.Ульманисом и английским адмиралом, с сообщением, что злонамеренные люди и большевики распространяют провокационные слухи. Красные разбиты и отступили! Между тем 2 января эвакуировались последние немецкие штабы. Германские воинские части уходили за Двину. Вечером зловещее зарево осветило город. Это горели хлебные пакгаузы и 1-й городской Немецкий театр, около полудня подожжённый отступавшими немцами

В ночь на 3 января 1919 г. члены Военно-революционного комитета Риги и рабочие активисты начали вооружённое восстание, в котором участвовало до 1200 человек. По всему городу развернулись бои между повстанцами и ещё находившимися в городе силами «Железной дивизии» и ландесвера. Рабочие дружины заняли Рижский центральный вокзал, арсенал и охваченный пламенем элеватор. Потери несли обе стороны. Так, возле здания Русского театра была перебита целая группа повстанцев -- немецкая бронемашина расстреляла шесть человек.

Утром центр города был в руках рабочих дружин. Они удерживали вокзал и не допускали вывода германского бронепоезда. Активное участие в боях принимали молодёжные группы «Лиесма», «Яунайс Спартакс», «Лаборемус». К восставшим примкнули и многие солдаты из 1-й, 2-й и 4-й латышских рот, мобилизованных ульманисовским правительством. Они заняли и охраняли от подрыва мосты через Двину. Установив пулемёты у въездов на мосты, повстанцы защищали их до подхода Красной Армии. Рижский журналист Н.Бережанский позднее назвал бойцов рабочих дружин «городской чернью», которая занималась исключительно «дограблением недограбленного накануне ночью». Он пишет: «На улицах разгорались драки, происходила стрельба, падали раненые и убитые». Оставим на совести этого злоречивого литератора нелицеприятную оценку рижских пролетариев, тем более, что в его интереснейших мемуарах прослеживается ярко выраженная классовая ненависть. Есть там и немало спорных, а порой ошибочных моментов (вроде отъезда правительства К.Ульманиса на английском крейсере). Так что не все его оценки и комментарии стоит воспринимать как достоверный факт. Скажем лишь, что рабочее восстание в Риге было, и стало оно выражением лютой ненависти к немецким оккупантам и их прихвостням.

Позже, 14 января 1919 года, делегаты съезда Советов Латвии приняли участие в похоронах у Кафедрального Собора жертв вооружённого восстания в Риге. В братской могиле были захоронены 27 коммунаров, павших в борьбе за Советскую власть (в том числе и солдаты, расстрелянные в Цитадели). «Вот везут в последний путь тех несчастных, кто, обманутый посулами или по принуждению, записался в полки Временного правительства, в последний миг прозрел и, будучи не в состоянии поднять руку на своих братьев-тружеников, преждевременно выступил против этого правительства не только глупцов, но и негодяев», -- писал П.Стучка в газете «Циня» от 14 января 1919 года. Эспланада тогда же была переименована в Площадь Коммунаров. Точных сведений о числе погибших во время восстания нет. Известно, что многих раненых доставляли в больницы, где они умирали. Немалое число людей погибло на улицах города, о них нет полных данных.

Прожектора британской эскадры до полночи бороздили небо. Н.Бережанский свидетельствует: «Утром 3 января, когда едва забрезжил свет, толпы рижан тревожно бросились на набережную, чтобы убедиться собственными глазами -- стоят ли ещё английские корабли? Увы, рыцари слова, английские джентльмены оказались большими трусами и невежами. Они, не попрощавшись с рижанами, под покровом тьмы, в ночь на 3 января исчезли во избежание могущих быть неприятностей, увезя с собой своих подданных и незначительную часть рижских беглецов, имевших личную протекцию британского консула».

Интересно, что на заседаниях Военно-революционного комитета Риги обсуждался вопрос о захвате английских крейсеров! Была идея затопить в устье Даугавы пару крупных судов, чтобы тем самым полностью перекрыть фарватер и не выпустить британские корабли в море. Для этого требовалось несколько хороших моряков и опытный лоцман. Проект оживлённо обсуждали, но для его реализации не было ни времени, ни сил.

Ушло из города и правительство К.Ульманиса. Сообщить рижанам эту неприятную весть выпало на долю секретаря газеты «Рижское Слово». Так как типографии не работали и газеты не вышли, он вывесил в окне конторы на Известковой улице большой плакат, написанный от руки: «Сегодня ночью на английском крейсере из Риги неизвестно куда уехало Временное Правительство». Плакат вводил в заблуждение, на самом деле правительство отбыло в Елгаву (куда, как известно, корабли не ходят). Очевидец вспоминал: «Когда в контору явился какой-то небольшой, но патриотически настроенный латвийский чиновник и потребовал у секретаря снять плакат на том основании, что сообщение о бегстве правительства ложно, секретарь распахнул дверь и вытолкал патриота на улицу. Возмущённый чиновник пошёл за полицией, но, конечно, не нашел её нигде».

Позднее в Елгаве, в протоколе заседания Временного правительства от 2. I 1919 года было записано: «Латышский народ сильно большевизирован, что не позволяет создать надёжную армию. Положение могло бы измениться при наличии достаточно сильной поддержки извне, т.е. от союзников». Так в очередной раз, как это часто бывает в истории, неблагодарный народ оказался недостоин своего замечательного правительства!

В Риге между тем носителями власти объявили себя рижский Совет рабочих депутатов и революционный Комитет. Первыми красными бойцами, днём вошедшими в Ригу, стали три кавалериста-разведчика, но один из них был убит разрывом гранаты на углу Александровской и Матвеевской улиц (ныне Бривибас и Матиса).

К вечеру 3 января в город вступили конные разъезды красных латышских стрелков. Это были крепкие, хорошо одетые парни в папахах и широких шароварах с казачьими красными лампасами. В солдат бросали живые цветы, их угощали папиросами, конфетами. Очевидец вспоминал: «…как победителей их встречали ликованием. Александровская улица от Воздушного моста до улицы Известковой была переполнена людьми».

«На улицах Риги, -- отмечал глава Советского правительства Латвии П.Стучка, -- я никогда не видел столько нищих, как старух, так и детей, как на второй день после освобождения Риги – 3 января 1919 года. В Риге сразу не скажешь, кого ты имеешь перед собой: нищего ли в лохмотьях или фабричного рабочего».

Журналист Н.Бережанский писал впоследствии: «На каждом перекрёстке всадники останавливались, снимали фуражки, снимала их и толпа, гремела Марсельеза и Интернационал. Затем эскадрон, надев шапки, кричал «ура», ехал дальше. На следующем перекрестке происходила та же церемония. Для большинства латышской интеллигенции и мелкой буржуазии все-таки большевики-стрелки были ближе и роднее, нежели недавние оккупанты -- немцы. Если стрелки зверствовали и палачествовали там, в чуждой им России, и истребляли чужих, не родных им русских, то дома они, эти краснощёкие, рослые красавцы, по отношению к своим родным по крови латышам не будут зверьми. Так рассуждала латышская интеллигенция. Эти рассуждения интеллигенции я слышал ещё до прихода большевиков в Ригу, слышал и в день их прихода. Слышал и потом, в течение первых двух недель владычества Стучки, когда латышская интеллигенция целиком сразу же пошла на советскую службу служить не токмо за страх, но и за совесть...»

Характерным откликом на эти настроения явилась статья П.Стучки, в которой он хвалил поведение латышской интеллигенции, «рвение которой на советскую службу было так велико, что правительство совершенно не в состоянии использовать труд этих желающих послужить на пользу советской Латвии».

Заявление это тем более интересно, что месяцем раньше К.Ульманис тоже отмечал исключительное рвение латышской интеллигенции, желающей послужить молодому государству, и сожалел, что «у правительства не хватало возможности использовать весь предложенный труд».

Здесь нужно понять, что красные части действительно встречались восторженно. Ведь шли легендарные ЛАТЫШСКИЕ СТРЕЛКИ – прославленные герои Великой войны, освободители от ненавистных немцев. Уже только этим их большевистская власть казалась привлекательна. К тому же, было немалое число тех, кто ещё «не переболел» левыми идеями, кто мечтал о социальной справедливости, равенстве и братстве. Так что Ульманис со своими «независимыми министрами» и опорой на германских оккупантов реальной поддержки в народе тогда не имел. Это бесспорная историческая данность!

Советское правительство переехало из Вендена (Цесиса) в Ригу 5 января. Красные заняли Тукумс и приближались к Митаве (Елгаве).

Одним из первых декретов, опубликованных правительством, был декрет об уничтожении дворянства, сословий, чинов и орденов. Была выработана и утверждена конституция Советской Латвии, управление которой было возложено на комиссариаты.

В течение первых двух недель революционный трибунал выносил приговоры. Согласно утверждениям белой пропаганды, считается, что в одной только Риге было казнено более двух тысяч человек, по преимуществу германских фамилий, выданных дворниками, швейцарами, горничными. Если в отношении какого-либо арестованного немца не было обвинительного материала, ставилась пометка: «за 1905 год», т.е. за участие в подавлении революции в Прибалтийском крае. Заметим, что данное количество погибших можно поставить под серьёзное сомнение. Отсутствуют места их массовых захоронений (в отличие от могил жертв Белого террора). Число же тех, кто был тогда похоронен родственниками, гораздо меньше указанной цифры, хотя и оно точно не установлено. По крайней мере, большевики на улицах людей не расстреливали и вообще старались соблюдать в этом вопросе определённую законность. Так что реальное количество жертв Красного террора остаётся на совести антисоветских пропагандистов.

В это же самое время в Либаве заседало Латвийское Временное правительство. Вот цитата из протокола от 7 января 1919 года: «Положение в Лиепае ненадёжное, и большая часть латышского населения симпатизирует большевикам. Укрепить положение в городе можно было бы лишь установлением военной диктатуры…

Министр обороны Я.Залитис указывает, что наши роты готовы к защите лишь при условии, что будет гарантирована возможность выезда. Обсудив последний вопрос, Временное правительство констатирует, что возможность уехать будет». Вот это уже интересно! Армейские части готовы защищать своё правительство лишь при том условии, что им будет гарантирована возможность СМЫТЬСЯ!!! Нет слов…

Правительство, у которого нет территории, нет финансов, нет армии, нет авторитета, нет поддержки народа. Но зато этот десяток человек – Правительство гордой, свободной, независимой страны!

Член Народного совета Ото Нонацс 9 января 1919 года занёс в дневник такие строки: «Собственные латышские силы вообще не таковы, чтобы на них можно было целиком положиться. И здесь, в Лиепае, тоже пришлось расформировать одну роту, так как она оказалась подозрительной. Англичане, уезжая из Лиепаи, оставили оружие для 500 солдат, но найти в ближайшем будущем тех, кто будет носить это оружие, безнадёжно».

Что характерно, в созданных под патронажем германского командования вооружённых формированиях К.Ульманиса не принял участия ни один из известных латышских офицеров, покрывших себя славой в годы Великой войны (О.Калпакс не был латышским стрелком, он воевал в русской части). Все они в это время либо сражались в рядах Красной Армии (Иоаким Вациетис, Петерис Авенс и др.), либо были на стороне белого движения (Фридрих Бриедис, Рудольфс Бангерский, Карлис Гопперс).

Политики из Народного совета и Временного правительства в эти дни активно выезжали за границу, от греха подальше. Уже 23 ноября 1918 года в Париж подался Я.Чаксте, который там вместе с З.Мейеровицом и Я.Сескисом пытался добиться признания.

В начале января 1919 года Временное правительство отправило за границу остальных министров. Уехал и К.Ульманис. В Копенгагене он огласил цели своей миссии: «Мы хотим просить у Европы помощи и поддержки в нашей борьбе с большевизмом, в виде дополнительных сил, добровольческих формирований, оружия, снаряжения и продовольствия, мы будем просить также упрочить наше финансовое положение». Правда, в телеграфной депеше в Вашингтон временного поверенного в делах США в Дании говорилось без обиняков: «К.Ульманис прибыл сюда, спасаясь бегством из Лиепаи вместе с министром финансов и сельского хозяйства».

Некоторые латышские офицеры, будучи уверены в обречённости Временного правительства, выехали из Латвии в Южную Россию. Например, с разрешения министра обороны в начале 1919 г. его помощник капитан Густавс Гринбергс, отправился в армию Деникина, у которого он достиг звания подполковника. В январе выехал из Латвии и вступил в ряды деникинцев офицер для особых поручений Янис Приеде. Были и другие…

З.Мейеровиц откровенно признал, что «на большевистском фронте мы не в силах начать наступление, пока не получим оружия и денег. Хорошо ещё, что мы в состоянии обороняться».

Следует отметить, что патетические призывы представителей бессильного в военном отношении Временного правительства к «борьбе с большевизмом» не произвели сколько-нибудь серьёзного впечатления на дипломатов и военных деятелей стран Запада. Я.Сескис писал об этом в августе 1919 года: «У всей нашей дипломатии и политики один недостаток: мы вынуждены обращаться со своими просьбами только в один адрес -- к Антанте; у нас нет выбора, мы не можем торговаться. По этой причине наша политика состоит из просьб и уговоров. Антанта это очень хорошо знает... и поэтому относится к малым народам с чрезвычайным равнодушием и пренебрежением».

В одном из последующих писем он выражается ещё яснее: «Пусть газеты зачаровывают народ иллюзиями, но правительство не должно обманываться. Когда полковник дю Парке из Риги прибыл к нам в Париж, он тут же заявил, что „раздобыл” некоторое количество боеприпасов, оружия и т. д., и что мы должны за это обеспечить лён. Льна требовали все генералы и другие офицеры, но пока я не подписал контракт о продаже 2500 тонн льна, никто всерьёз и не думал о выдаче военных средств... Я убеждал, что... именно военные средства являются тем оружием, при помощи которого мы завоюем Латгале, Белоруссию (!!! – прим ред.), где и получим лён. Этот аргумент, кажется, улучшил положение, и выдача военных средств продолжается».

Однако функции приказчиков по доставке льна представители Временного правительства выполняли недостаточно усердно, и Я.Сескису в этой связи пришлось выслушать резкие упреки от одного из чиновников французского МИДа: «Я уверял Эйбе, что льна у нас нет только потому, что не хватает оружия, чтобы выгнать из льняных краёв русских и немцев, и что правительство Латвии будет выполнять свои обязательства. Эйбе согласился с тем, что, получив оружие, мы завоюем победы и лён на освобождённой земле». Именно так, чёрным по белому -- «победы и лён»... Сескису остается лишь вздохнуть: «В политике союзников в отношении новых государств нет ни симпатии, ни защиты прав народов -- только выгода и своекорыстные интересы... Они считаются только с силой, которую можно создать оружием и приобрести путём сделки. Продавайте лес, лён, производите алкоголь, не жалейте ничего и покупайте военные средства». А вы как думали, господа?!

Приходится признать, что тогда поддержка Антантой Латвийского правительства являлась исключительно БИЗНЕСОМ и ничего личного… Пока ещё латвийские эмиссары унижались без особого успеха, вымаливая у европейских воротил оружие и финансы. Их время ещё не наступило. Но очень скоро Антанта буквально завалит латышскую национальную армию вооружением, а британский флот будет надёжно оберегать её тылы мощью своих орудий. Но это будет чуть позже. Пока же британские генералы с высокомерием и важностью лишь внимают мольбам министров юной Латвии.

В августе 1919 года Сескис предупреждает Временное правительство: «Зарубежные фирмы действуют весьма проворно, чтобы экономически захватить Латвию в свои когти. Они не очень хотят продавать товары латышским купцам, но стремятся сами создавать у нас свои магазины... Зарубежные фирмы хотят сами обосноваться в Латвии и дают товары только за первичные материалы (сырьё – прим. ред.). Поддерживаемые зарубежными капиталами, они разорят местные торговые и промышленные предприятия и превратят Латвию в свою колонию». Как современно, в нынешнем 2009 году, звучат эти слова!

В Лиепае в начале 1919 года оставались лишь Я.Залитис (военный министр), М.Валтерс (министр внутренних дел) и министр путей сообщения и труда Хермановскис. На протяжении более чем месяца они втроём «проводили заседания правительства». По сути, править им было некем и нечем! На тот момент, кроме Германии, правительство Латвии признали de facto лишь Великобритания, Япония и Гаити.

Положение дел в Либаве в январе 1919 года так описывал начальник отдела снабжения министерства обороны подполковник Р.Дамбитис: «Многие приехавшие с нами работники стали из Лиепаи ускользать за границу, и вообще положение было таким, что каждый день все только готовились к отъезду. Отдельная латышская рота прибыла в Лиепаю вместе с Временным правительством, и потому единственной заботой было обеспечение указанной роты продовольствием. За продовольствием для роты мы обратились к городским властям, которые готовы были помочь, но местный рабочий совет согласился лишь на выдачу хлеба и соли».

В конце января продвижение красных продолжалось. В Либаву приходили тревожные донесения: «Невозможно остановить наступление большевиков на более или менее продолжительное время, если не будет прислана помощь... Наши силы ослабляют… большие банды местных большевиков, которые действуют очень активно и нападают на отдельные посты даже в нашем тылу».

Немецкий историк К.Гримм, анализируя политическое развитие Латвии в то время, отмечал: «…В ноябре 1918 года уже примерно 65 процентов латышского населения были настроены большевистски или симпатизировали большевикам… Во всяком случае распространение коммунистической заразы происходило так интенсивно, как прежде ни у одного народа Европы». Он показывает, как это обстоятельство повлияло на национальный состав, с одной стороны, армии Советской Латвии, и с другой – антикоммунистических формирований: «На 1 февраля 1919 года Красная Армия Латвии, включая резервы, насчитывала приблизительно 20 000 человек; из них три четверти, примерно 15 000 человек, составляли латыши. В то же время в антибольшевистских латышских подразделениях было всего 450 человек. Таким образом, на стороне большевиков воевало в 33 раза больше латышей, чем на стороне антибольшевистских сил». Гримм подчёркивает к тому же, что армия Советской Латвии пользовалась широкой поддержкой «красного гражданского населения, совершавшего нападения в тылу белых войск».

Генерал фон де Гольц в своих воспоминаниях также отмечает, что 60 процентов сельского населения Курляндии и ещё большая часть жителей Либавы симпатизировали большевикам. Он признаёт, что свою роль здесь сыграли «неправильное отношение к латышам во время четырёхлетней оккупации», «грабежи, чинимые добровольцами, нагревавшими здесь руки» и т.п. Этого же мнения придерживается и командир «Железной дивизии» майор Бишоф: «Две трети местного населения относились к нам враждебно. Особенно симпатизировала и помогала наступающим советским войскам беднота».

На счастье латвийских властей немцы не оставили их своими заботами. В Либаве происходило переформирование добровольческих частей и подготовка к новому походу. Ввиду того, что германцы по условиям перемирия обязаны были эвакуировать Курляндию, организация армии шла от имени Временного правительства. Поскольку средств не было, Германия согласилась отпускать латвийскому правительству деньги, обмундирование, снаряжение и вооружение. Немецкие добровольцы и весь командный состав считались находящимися на службе у Латвии.