Латышские стрелки

"Вы останьтесь за меня ..."
Рассказ с натуры.

"Вы останьтесь за меня...", небрежно крикнул из автомобиля Начальник Штаба №—кой бригады тов. Ч..., стоящему на подъезде бедненькой мызы только накануне вечером приехавшему из академии Генштаба молодому ее воспитаннику тов. Д...

Последний, почтительно козырнув, быстро подбежал к автомобилю и, развернув перед уезжавшим начальником карту, спросил: "Я хотел бы, чтобы Вы меня ориентировали в обстановке, скажите, пожалуйста, где противник, где располагаются наши части и вообще, какие части входят в состав бригады? Ответ был необычайно прост: "Что за ерунда... Зачем Вам такие подробности... Не на век же я уезжаю... Мне сейчас некогда, завтра вечером вернусь обратно". Но интересовавшийся обстановкой не отставал, тогда раздраженное начальство, ткнув указательным пальцем левой руки в неопределенное место на карте, почти крикнул: "Ну уж если Вы настаиваете, чтобы я Вам показал расположение, то вот смотрите — все располагаются здесь..." После такого неопределенного ответа своему заместителю, он также неопределенно сказал шофферу: "Ну, давай живей..."

Автомобиль тронулся и быстро скрылся за поворотом дороги, оставив в недоумении нового сотрудника штаба, которого судьбе было угодно отметить тем, что его в первый же час службы на фронте в новой, совершенно незнакомой обстановке, оставили "за начальника штаба".

Его удивление и растерянность еще более были велики тогда, когда он, всмотревшись на имевшуюся у него карту начальника штаба, ничего, кроме подчеркнутого названия пункта расположения штаба бригады, — не нашел. Видя, что уже ничего сделать нельзя, он пошел в помещение, занимаемое "штабом бригады".

I.
Но оставив пока в стороне нашего молодого "генштабиста", предоставим ему право раздумать, как выйти из положения, — сами же постараемся характеризовать частичку жизни штабов и отчасти войск Красной Армии периода —начала 1919 года.

Все части, NN-их армий, успешно наступавшие в Латвии, были, наконец, остановлены противником, и, больше того, перелом в пользу наших врагов почти совершился, доказательством чего было хотя бы то, что мы почти без боя отдали гор. В-к. Как работали в то время войска и как действовали некоторые штабы?... Войска двигались главным образом вдоль линии железной дороги или, в крайнем случае - по параллельному желдороге шоссе или вообще хорошей грунтовой дороге. Очень часто же такие наступательные марши—маневры совершались прямо в эшелонах, так как это было и быстрее и удобнее. Особенно же хорошо было воевать и работать в то время в штабах. Эти последние имели в своем распоряжении обыкновенно великолепные эшелоны, состоявшие из сохранившихся еще в Республике мягких вагонов I и II классов (правда, они все были испорчены тем, что их переделали прямо в жилые квартиры по вкусу живших в них сотрудников) для сотрудников и канцелярий и вагонов-салонов для высшего начальства. Тут же при эшелоне были прицеплены вагоны для команды, для лошадей, несколько вагонов "отборного" продовольствия и обязательно 2—3 вагона с вином. Обитатели вагонов жили очень весело, почти у всех тут же были жены, невесты или прямо "милые существа", при чем все обитатели женского пола, для создания законности своего пребывания при штабе, зачислялись на различные должности (переписчицами, чертежниками и т. д.). Но начало 1919 года положило конец этой веселой войне и борьба с такими эшелонами началась беспощадная.

Вот в такой период времени, когда только что было приказано штабу N бригады, выехав из вагонов бригадного эшелона, стоящего-на ст. В-мар, перейти полевым штабом в мызу А.-Вольфарт, — явился к Комбригу только на днях командированный из Академии Генштаба для работы на фронте, ее слушатель тов. Д... Настроение в штабе было веселое. Комбриг, комиссар, сотрудники и "сотрудницы" были настроены очень весело, пение слышалось далеко за станцией, везде валялись пустые бутылки. Начальника штаба среди "пирующих" не было, он с утра уехал в мызу, куда должен перейти весь штаб бригады, и томительно ждал прибытия всех остальных. Но выезжать никому из вагонов не хотелось; приехавший тов. Д..., был радостно принят Комбригом, начались расспросы о положении в центре, что слышно везде нового; к тому же нашлись общие знакомые, разговор принял более интимный характер, на столе появилась опять выпивка, закуска и т. д. Решено было устроить в честь прибывшего с дороги — легкий завтрак, за которым все могли бы узнать своего нового сотоварища по работе и жизни. Несмотря на то, что было уже 3 часа дня, о выезде никто разговоров не поднимал. Не знаю долго ли они чтили бы приезд нового сотоварища, но телефонный звонок прервал это наскоро импровизированное пиршество. Звонили из штаба дивизии; справляются, скоро ли штаб выедет из вагонов и тут же передали приказ начдива о немедленном очищении из под жилья всего эшелона, при чем временно для нужд бригады оставлялось всего лишь 4 вагона, которые было так-же приказано в тот же день перевести на раз. Б... Подобное известие произвело удручающее впечатление на всех присутствующих, и особенно на дам. Недовольство было велико. По адресу штаба дивизии сыпались неприятные ругательства. Но приказа не изменишь. Легкий завтрак, омраченный неприятными известиями, прекратился. Все принялись за укладку вещей, перегрузку их в оставляемые 4 вагона, а также отделяли, что необходимо взять с собой в полевой штаб и что оставить в "базе". Наконец, все разобрано, весь женский персонал (в том числе и невеста начальника штаба) перемещен в оставляемые вагоны, и штаб готов к отъезду. Потускневшее настроение опять сменяется веселостью, появляется у всех необычайная храбрость; итак, мы прямо из вагонов сегодня аттакуем противника, я — вперед, а вы — за мной, говорит комбриг неуспевшему еще осмотреться тов. Д... У вагонов штаба среди путей, собралось масса перевозочных средств всех родов и видов, начиная от клячи и кончая броневым автомобилем. Распределение мест среди сотрудников в этих необычайных средствах передвижения был также оригинален, пересаживались с места на место раз десять, а отъезд превзошел всякие ожидания; — все разъехались в совершенно противоположные стороны, как будто бы всем было нужно не в одно и тоже место. В этот момент о тов. Д... все забыли и он, спокойно устроившись на грузовике, также двинулся в полевой штаб.

Как все ехали, что они делали, было бы очень долго рассказывать, но факт, что в 10 час. вечера они собрались все вместе, приехав также из разных сторон, совершив переезд в 14 верст в промежуток времени, превышающий 6 часов. Среди приехавших из жен была только одна жена комбрига, что очень огорчило начальника штаба, по-видимому ждавшего встречи с "любимым существом". Через 1/2 часа после приезда "штаба" в новое помещение, начался "пир" по случаю новоселья, при чем в нем приняли участие и приехавшие с фронта на "совещание" (кто назначил совещание, никому известно не было, но факт, что оно было назначено, т. к. некоторые командиры приехали из пунктов стоянки частей за 30 верст), командиры некоторых отдельных частей бригады.

Рассвет застал всех еще за столом, но потребности человеческого организма все же пересилили желания и многие уже начали постепенно укладываться спать. Одним из последних из за стола встали комбриг и начальник штаба, которые долго о чем то говорили и кончили свой разговор так: "Так значит тебе очень надо съездить в базу?" спрашивал комбриг. "Да, надо посмотреть как все /157/ там устроились, да кстати надо повидаться и с Ниной".— "Ну ладно, поезжай, а за себя оставь нового, приехавшего "генштабиста" — "Хорошо..." Затем оба распрощались. Начальник штаба, приказав подавать машину для "экстренной поездки", пошел одеваться, попросив разбудить и вызвать к себе тов. Д... Разговор между ними произошел уже около автомобиля; какой — читатель знает.

II.
Когда тов. Д... вошел в штаб, все спало крепким сном, несмотря на то, что день был в полном разгаре и все жители мызы принялись за свою повседневную работу. Занимаемые штабом комнаты: столовая и зал квартиры управляющего имениями, были в ужасном состоянии, ничего, могущего напомнить, что это штаб, нигде не было — все скорее напоминало номера гостиницы после грандиозного кутежа.

Но, не все же кутить, надо и работать. Пришлось разбудить некоторых сотрудников штаба; эти нехотя, переворачиваясь с боку на бок, начали подниматься и были крайне возмущены, что их потревожили, т. к. это, повидимому впервые, когда с ними начали говорить серьезно о работе. Но встав, за работу никто не принимался, —для всех была совершенно незнакома новая обстановка штабной работы, все уж больно привыкли работать в вагонах.
На расспросы тов. Д... об обстановке никто ничего не мог ответить, словом первая его попытка потерпела крах.

Наконец, часов в 11 утра к штабу подскакал ординарец N полка, затем другой из X, и т. д. Командиры полков кратко доносили, что "на фронте все без перемен". — А что без перемен?... Этого никто в штабе не знал.

Долго ломал себе голову новый "по недоразумению" начальник штаба, желая разобраться в обстановке; как быть: телефоны не действуют, ни одна душа в штабе, включая и комбрига, ничего не знает, донесения кратки, старые же, если они сохранились, остались при делах в поезде. Но вот выход найден, правда не совсем удачный, но приходится и этим довольствоваться. Тов. Д... решается выяснить обстановку при помощи разговоров с /158/ ординарцами; разговор утомительный — прямо допрос пленных о своем расположении, но — ничего не поделаешь.

Когда ряд опросов был окончен, то к 12 часам обстановка стала более ясной. В бригаде было 4 стрелковых полка, такое же число батарей, и уступом за правым флангом располагался в диврезерве один стрелковый латполк, имеющий задачу наблюдать за большим болотом, прилегающим также к расположению и противника. Выяснение обстановки внесло некоторую "боевую веселость" в души отяжелевших сотрудников. Работа сразу закипела. Наскоро было убрано помещение, расставлены столы, разложены карты; посыпались приказания, появились донесения; протянули связь,— словом стало видно, что здесь уже создан штаб, умеющий управлять войсками (правда, все это было только наружно). Тов. Д..., увлекшись работой, забыл, что он только всего лишь первый день в штабе и что лишь до вечера следующего дня остался за начальника штаба.

Восставший от сна в 13 часов комбриг был крайне удивлен, что штаб работает. Его взор изображал вопрос: "Что случилось, что штаб вдруг заработал?" Долго смотрел он на всех; затем как будто бы все поняв, сделал самодовольную улыбку и начал прогуливаться по штабу из угла в угол, говоря: "Ай да молодец наш новый генштабист, всех за работу посадил..."

III.
В начале 15 часа к штабу один за другим начали чуть ли не на карьере подъезжать ординарцы из полков, все справлялись, где начальник штаба и быстро пробегали к последнему. "В чем дело?" — "Донесение, товарищ начальник", докладывали ординарцы, "противник перешел в наступление". Действительно, все донесения гласили одно и тоже: "Противник, перейдя превосходными силами в наступление на наш левый фланг, оттеснил части с первой линии занимавшихся нами деревень".

Но не испугали эти вести наладившийся немного штаб. Обстановка — ясна. Быстрый доклад комбригу; предложение решения: совершить перегруппировку на правом нашем фланге и быстро, выделенными резервами, ударить противнику во фланг. "Пишите и действуйте" — отвечает комбриг. "Я согласен" — подтверждает комиссар. Сразу же пишутся распоряжения во все полки; кому дается задача, кто ставится в известность о происходящем и т. д.

Вместо телефонной связи, к штабу созываются все конные для рассылки распоряжений.

Живое настроение штаба, как электрическая искра, передается войскам. Они быстро принимают приказания и также быстро их исполняют.

Первый удар противника ликвидирован. Части совершают перегруппировки, выделяя резервы. Но противник ошеломлен "непонятной" устойчивостью наших частей, он опять собирает более сильный "кулак" и бьет в стык 2-х полков. Части загибают фланги, протягивают свои внутренние фланги имевшимися резервами, но остановить противника не могут, — он свободно прямо по коридору двигается к нам в тыл.

Но и эти сведения не пугают оживший штаб. Он уже имеет понятие не только о своих войсках, но знаком немного и с группировкой противника и доклад тов. Д.... комбригу гласит: "Противник прорвал стык N-ких полков". Резервы командирами полков использованы не по назначению. Выход один. Полагаю, что для спасения положения целесообразно снять с фронта (на менее опасном для нас направлении) один баталион N полка и им ликвидировать прорыв; кроме того полк, находящийся в диврезерве, стянуть за опасным направлением, переведя его в д. А. Такое смелое решение пугает комбрига, но хорошее настроение его "за начальника штаба" придает известную бодрость, винцо — храбрость и... приказ отдан.

Перегруппировка совершается быстрее, чем мог предполагать не только противник, но и наш штаб. Прорыв ликвидируется в промежуток 1 1/2—2 часов. Противник отступил, понеся потери. Нами захвачены пленные и пулеметы; потерь на нашей стороне немного. К вечеру положение на участке бригады упрочилось, появилась телефонная связь с дивизией и полками (правда, включились в правительственную линию и говорить можно было ни с тем, с кем нужно, а кто попадет, но иной раз попадались  и нужные лица). Полки перегруппированы, наиболее понесшие потери — выведены в резерв. Страха перед новым наступлением со стороны противника нет.

Телефонный звонок. Командира бригады вызывает начальник дивизии. Он разъясняет общую обстановку, оказывается, что соседние №№ бригады отошли назад и лишь наша № бригада стоит на месте и более того продвинулась несколько вперед. Начдив просит помочь соседям. "Можно", отвечает комбриг, "у меня есть резервы". — "Отлично, действуйте".

Несмотря на позднее время, отдаются приказания полкам совершить опять перегруппировку (это третья в течение одного дня) и атаковать противника перед фронтами соседних бригад во фланг (это был, кажется, первый ночной бой № дивизии). Противник и здесь отбит.

Успех везде. Перелом на участке № дивизии совершен обратный. Уже идут разговоры о взятии обратно гор. В-ка. Все довольны, при чем этот успех приписывается тому, что штабы переехали из вагонов в поле.

Опять звонят из дивизии. Начдив благодарит штаб и войска за работу, прося отличившихся представить к орденам "Красного Знамени".

Настроение штаба бригады тоже новое. Комбриг, да и все сотрудники очень рады вновь приехавшему молодому "генштабисту", и на него уже идут реляции для награждения орденом и рапорт о выдвижении на должность начальника штаба, вместе тов. Ч...

IV.
"Ну как у Вас, все благополучно" — спрашивал приехавший начальник штаба тов. Ч..., остававшегося за него
тов. Д... "Все благополучно". — "Ну вот видите, а Вам зачем то нужно была какая то обстановка. Да... Вы не знаете наших молодцов в полках. Мы спим здесь в штабе и не думаем о фронте, а они сами знают, что надо делать. Ну, а теперь идемте в столовую, выпьем малость, я привез с собою пару ящиков нового винца". Вошли в столовую, а там уже новое веселье, при чем участие в нем принимают не одна, а две дамы?...
Не долго в этом штабе пил и так управлял тов. Ч... На следующий день был получен приказ из штадива о назначении начальником штаба тов. Д...

* * *
Итак, рассказ окончен. Поставим точку. Судьба героев нам не интересна, а важен только вывод: "Связь, здравое управление войсками, бодрость духа и взаимное понимание войск и их начальников создали победу, а возможно общий перелом в пользу красных войск N-кой группы".

М. М-Д.

Сборник воспоминаний непосредственных участников Гражданской войны 1918 - 1922, Книга вторая. – Москва: Высший военный редакционный совет, [1922].: Военная типография Штаба Р.-К. К. А. – В надзаг. также: Отделение Военно-Научного Общества при Военно-Академических Курсах Р.С.Ф.С.Р. С.154-162.

 

Ночной охват и взятие в плен 3-го Корниловского полка.

Просматривая операцию 6-го полка Латышской дивизии 18 декабря 1919 г., окончившуюся пленением 3-го Корниловского полка, значительно превосходящего как качественно, так и количественно первый, на первый взгляд все кажется очень просто: ночной обход, внезапность и естественные результаты. Однако, одна характерная маленькая деталь, не отмеченная никем после происшедшего, сыграла доминирующую роль в данной операции.

Для ясности изложу операцию полностью. 15/XII —1919 г., 6-й полк под артиллерийским огнем противника занял деревню Ново-Покровскую, а деревню Старо-Покровская занимал противник. Обе деревни разделяла вброд непроходимая речка с одним мостом против деревни. Последний противником охранялся по всем правилам искусства. Оборона же своего участка велась сравнительно пассивно: шла редкая перестрелка сторожевых частей и обе стороны чувствовали себя за преградой довольно в спокойном положении.
16 и 17 декабря ударили довольно крепкие морозы и разведкой, произведенной Штабом полка, было установлено, что лед выдерживает пехотинца, как видно из дальнейшего это, наверное, было установлено и противником.

Ночью с 18 на 19 декабря было решено атаковать противника, сделав полный обхват с флангов и тыла.
Решение очень простое: полк 2-х батальонного состава — значит, один батальон пустить с запада, другой с востока, что и было проделано.

Около часа 19 декабря батальоны при пулеметах отходят около версты от деревни вправо и влево и гуськом переправляются через реку. При чем было установлено, что, пройдя около полутора версты, первый батальон, отходящий с запада головой к цепочки, поворачивает налево под углом 90 градусов, а второй, обходящий с востока головой цепочки, поворачивает направо под тем же углом и когда головы батальонов сойдутся, специально назначенное лицо из комсостава выпускает ракету и полк атакует деревню со всех сторон.

Теоретически — очень просто: часть боеспособна, дисциплинирована, комсостав хороший и с успехами предыдущих боев — вера в себя полнейшая.
А практически: речка, ведь, охраняется противником.

Тут и помогла упомянутая деталь.

Предусматривая, что речка замерзла и естественной преградой не служит, противником отдан приказ отойти на более удобный для обороны рубеж; с вечера снимается сторожевка, кроме заставы у моста. Батальоны беспрепятственно переправляются через речку и только на линии поворота натыкаются на заставу, выставленную для охраны тыла против партизанов.

Снятие заставы тоже не безинтересны: комвзвод с 10-ю красноармейцами подходит к уже находящейся в сборе заставе. Офицер заставы останавливает окликом: "стой, кто идет?". Комвзвод отвечает с иронией: "что слабо, своих уже боишься". Офицер выходит впереди сконфуженный протягивает руку; комвзвод, откозыряв, хватает его за горло, выхватывает из-за пояса наган, приставляет ко лбу офицера и командует белому взводу: "ни с места, иначе всех перестреляю" — и взвод без выстрела сдается.

Головы цепочек батальонов соединились, взвилась ракета, батальоны поворачивают в указанные стороны и двигаются вперед. Противник стройной колонной как раз выступает из деревни; в темноте подошли на 500 шагов и открыли огонь, что, конечно, вызвало полнейшую панику. Часть бросилась обратно в деревню, часть сдалась на месте /175/ и только небольшой кучке офицеров во главе с командиром полка, с большими потерями, удалось прорваться через цепь. Геройски вела себя батарея: под огнем снялась с передков, дала несколько выстрелов картечью, после чего, конечно, была скошена. При осмотре трупов выяснилось, что 75% прислуги были офицеры.

Результаты боя: пленных офицеров — 36, нижних чинов — 400 и на поле боя 42 трупа. Трофеи: 4 совершенно новеньких орудия, 21 пулемет, 7 ружей и пулеметов, около 500 винтовок, 100 лошадей и весь полковой обоз с имуществом.

Эльферт.

Сборник воспоминаний непосредственных участников Гражданской войны 1918 - 1922, Книга вторая. – Москва: Высший военный редакционный совет, [1922].: Военная типография Штаба Р.-К. К. А. – В надзаг. также: Отделение Военно-Научного Общества при Военно-Академических Курсах Р.С.Ф.С.Р. С.174-176.

 

"Влопался"
(Из очерков "гражданская война")

...Малый показался милиционеру подозрительным. Задержал.
- Удостоверение?
А тот:
- Пожалуйста!
И достал бумажку: чернорабочий. А ручки у самого беленькие, усики завинченные и под старым картузом расчесанные кудри... Милиционер почуял в малом бывшего поручика, - собака* чует волка издали.
- В комиссариат!

Надо вам сказать, что в Казани тогда уже предчувствовалась беда. Так ничего определенного: но точно надоедливая вечерняя сырость перед ненастной ночью носилась в воздухе. Правда, на Услони, на Красной горке, внушительно говорили еще наши пушки, но известия приходили тревожные. Да и по торжествующим лицам казанских белогвардейцев видно было видно, что дело дрянь. В то время еще казанцы не знали, что такое белогвардейская власть, ну, и радовались, чуя нашу неудачу. Злоба брала: метлой по этим сытым, сияющим, точно ядом насыщенным физиономиям.

Я случайно попал в комиссариат, когда пришел туда милиционер с задержанным малым. Вначале ничего, держал себя развязно, пожимает плечами, недоумевает:
- Что вы, товарищи? не понимаю, за что вы меня задержали...
И тому подобное.
Ну, а как обыскали, да в сапоге нашли письмо, размяк, опустился, словно без костей стал, даже завинченные усики как-то беспомощно повисли. Конечно, было из-за чего приуныть: ведь ясно, крышка...
Ну, увели малого...

А письмо было от белогвардейского генерала к одному из ихних казанских агентов. Посылаю к вам, пишет, доверенное лицо, которое на словах передаст все, что надо...
Хотели было тут же послать к белогвардейцу отряд красноармейцев, да вдруг кто-то заявляет:
- А вдруг его дома нет, только напрасный переполох выйдет, тот пронюхает, да и уйдет...
Подумали и потолковали: верно, надо другим путем... Тут я не знаю, почему вызвался привести его. Изложил свой план. Ладно, говорят, приведите.

Жил он на Проломной, в номерах. Прихожу, подаю письмо. Бросил на меня подозрительный взгляд, точно ледяной водой обдал. Но вид у меня, сами видите, белогвардейский (одни усы гусарские чего стоят), выправка военная: с этой стороны подозрений быть не могло. Вижу, успокоился, прочел письмо, просиял. Протягивает мне обе руки, усаживает, расспрашивает про дорогу, про дела на юге. Наврал я ему не с 3 короба, а значительно больше... А он слушает, да цветет. Затем стал угощать, появился чай и коньяк, варенье, пирожное. Выпили - это его окончательно расположило в мою пользу. Болтали разное - всякие приятные пустяки. Признаюсь: мне уже стало жаль, что я впутался во всю эту историю...

Был даже момент, когда я хотел под благовидным предлогом уйти - ну его к Богу... Пусть другие с ним возятся.
Но тут мой белогвардеец снова стал холодным и строгим. Вынул из кармана бумажку - список советских работников.
- Через два дня, - говорит, - Казань будет взята. Этих тогда в первую очередь...

А в голосе - морозный ветер, в глаза - жадный зверь... Посмотрел я список: ничего, точно был составлен. И себя я нашел. Тут и во мне снова зашевелился зверь.
- Великолепно, - говорю. - Со всеми расправимся, как следует. Только у нас тут небольшая ошибка.

Называю одного товарища, видного советского работника: - Это, - говорю, - наш.
Удивился: - Как? Не может быть.
- Очень даже, - отвечаю, - может быть. Из-за своего положения он не мог связать с вами, - он вел нашу работу в советских организациях...Хотите, пойдем к нему на квартиру. Познакомитесь: он - мой приятель.
Поверил. Пойдем, - говорит. - Сейчас необходимо объединить наши силы.

Так я привел его, куда следует. Спохватился, когда уж было поздно. Не растерялся, нет: за карман схватился.
Но тут его разоружили.
- Влопался, - говорит, - влопался, дурак...
И - главное - спокоен. Только смуглое лицо - южанин был - стало чуть бледнее, а глаза так и сыплют серые искры, смеются. И на меня посмотрел с веселой усмешкой, покачал головой и снова свое:
- Влопался, дурак, влопался...
- А дальше что?
- Да дело ясное. К стенке.

Ян Старуян

Роста.
Известия Вологодского исполкома Совета рабочих и солдатских депутатов. №250. 17 ноября 1918 г.