Латышские стрелки

В начале августа 1919 г. южная армия заняла фронт от Верхне-Уральска до реки Белой и дальше через, реку Сак-мару, на 10 верст западнее устья реки Ик, двигаясь дальше мимо южной части Оренбурга, где левый фланг корпуса оренбургских казаков держал связь с уральскими. Уже в конце июля красные повели сильное наступление на стык между нашей армией и казачьим корпусом. Красные и здесь имели некоторые успехи, о чем они сообщали в своих газетах, которые мы захватили во время наступления в конце июля. Но уже в середине августа при попытке окружить южную армию красные повели сильное наступление на наш центр в районе XI корпуса. В то же время ген. Белов решает отступать не в Сибирь, где была надежда опять соединиться с западной армией и где путь отступления, начиная от области южнее Кустаная на Кокчетав, идет через населенные пункты и богатые хлебом области, а в Ташкент, на юг, в то время как противник энергичным наступлением отодвигает нас все дальше и дальше на восток. Генерал Белов решил всю южную армию, фронт которой был более 400 верст, собрать в районе Актюбинска, т.-е. на одном краю района армии, позади левого фланга., .чтобы оттуда по жел.-дор. магистрали двинуться на Аральское море, ибо в другом месте из-за песков пустыни дорог не было. Туркестан вместе с Ташкентом, как известно, в то время находился в руках красных.

Чтобы исполнить это задание, ген. Белов, как нам сообщил штаб армии, принял следующие меры: для занятая узкого дефиле у станции “Аральское море” послан специально сформированный Туркестанский корпус, который, по якобы уже полученным сведеньям, занял эту станцию и выходит из узкого дефиле. Силы красных будто бы очень ничтожны и отступают, стараясь спастись на острове в Аральском море, куда они увозят все запасы и всю флотилию Аральского коря. Чтобы снабдить нашу армию хлебом, послано около миллиона пудов муки и пшеницы, а для снабжения пустынных мест водой заготовлены в достаточном количестве “бурдюки” (кожаные мешки, в которых восточные жители носят и хранят воду). Эти бурдюки будут подвозиться на верблюдах, реквизированных у киргизов. Для проведения этого плана уже выслан специальный отряд. Казалось бы, что все уже предусмотрено, и что нам осталось только трудное фланговое передвижение всей армии под энергичным давлением противника, в Актюбинском направлении.

Перспективы сосредоточиться в Туркестане на всю зиму и за это время окончательно сформироваться и превратиться в действительно боеспособные полки, выставив для безопасности только сильное сторожевое охранение у Аральского моря,—были весьма заманчивы для всей армии. Кроме того, мы не потеряли надежды, что нам удастся создать тесную связь с Деникиным по Закаспийской ж. д. и через Каспийское море и Баку, ибо по нашим сведениям эта жел. дорога находилась в руках англичан.

Все это, вместе взятое, пробудило большую энергию, с которой мы взялись за исполнение задания с целью сосредоточиться у Актюбинска. Корпусу ген. Бакича (IV), находившемуся на правом фланге армии, нужно было пройти огромное расстояние; чтобы облегчить его задачу, центр и левый фланг армии оказывали упорное сопротивление красным, которые все еще энергично и беспрерывно наступали на стык между казачьим и XI корпусом. Во многих боях наши полки выказали геройство и стойкость.

Насколько мне известно из наблюдений, наши силы были весьма ничтожны, и перевес всегда был на стороне красных, которые имели вдвое больше сил, чем мы. Поэтому нам не удалось удержать некоторые позиции, указанные в приказах Белова. В си.лу этих обстоятельств IV корпус не мог выполнить задания; он оторвался от армии и стал отступать самостоятельно в кустанайском направления, в то время как остальные три корпуса уже в начале сентября были стянуты к Актюбинску и могли начать планомерное отступление по указанному направлению. 4 сентября мы были еще верстах в 20 от Актюбинска, когда получилось известие, что город заняли подошедшие с другой стороны большевики. Так как мы перенесли слишком много боев на фронте, то не могли выделить даже маленького отряда для арьергардных боев. Поэтому, указав полку направление для дальнейшего отступления, я поспешил к ген. Галкину, чтобы узнать ближайший план деятельности. Но он мне рассказал так много неожиданного, что не было никакого сомнения в том, что мы нарочно отданы красным. Дорогу у Аральского моря не только не очистили от красных, но, наоборот, весь Туркестанский корпус, состоявший из двух необученных резервных полков, высланный для этой цели, просто-напросто разбежался, очистив красным дорогу в наш тыл. Не было также отправлено никаких продуктов в наш тыл и не было заготовлено, обещанных “бурдюков”. Сам генерал Белов оставил штаб армии и уехал в Туркестанский корпус, передав командование армией ген. Эллер-Усову.

Положение было настолько серьезно, что мы, обсудив все возможности, решили больше не ждать распоряжений ген. Белова, а немедленно вывести свои полки через Киргизские степи на Иргиз-Тургай-Атбазар, чтобы в районе Атбазара присоединиться к сибирской армии и к IV корпусу. С выполнением этого решения нужно было поторопиться; так как два дня тому назад красные полки заняли Орск и, двигаясь оттуда по Орско-Иргизской дороге, могли нас опередить и таким образом отнять у нас возможность отступления.

Мысль ген. Белова о занятии Туркестана может быть названа или опытом, произведенным с негодными средствами, или ошибкой теоретика и неумением приспособиться К реальным обстоятельствам, так как ген. Белов был только теоретиком, без всякой командной практики и стажа.

Однако, насколько мне удалось быть свидетелем распоряжений Белова, все его командование армией сводилось к бесцельной и ничем не оправданной переброске подведомственных ему армейских частей. Подобное никому ненужное перемещение войск привело к тому, что, в конце концев, все эти части были окончательно уничтожены.

Я еще раньше указывал на большие и тяжелые переходы, которые должен был перенести наш корпус. Когда мы, наконец, заняли указанный нам район на фронте, став на место IV корпуса, то этот корпус по гористым дорогам был переброшен на правый фланг армии, т.-е. на то самое место, откуда мы только что были сняты, в то время как IV корпус с нашей помопцью мог бы выполнить свое задание. гораздо лучше. Это было бы гораздо правильнее, как доказывает наше удачное наступление и том же месте в конце июля. Но ген. Белов там, где можно было активно действовать двумя корпусами, приказал использовать энергию корпуса для перемещения на другое место, дав ему после этого весьма пассивное задание—“препятствовать наступлению противника”. В начале августа нам прислали на подкрепление части расформированной 11-й дивизии. Начальник штаба этой дивизии рассказывал, что они после 3-дневного утомительного перехода получили приказ немедленно вступить в бой с красными у Верхне-Уральска. Люди были так утомлены, что не могли стоять на ногах. Все командиры полков просили дать хотя бы самый короткий срок для отдыха и для ориентирования с положением и местностью, но в ответ пришел категорический приказ—немедленно вступить в бой, что могло привести только к плачевным результатам.

В то же самое время, т.-е. в середине августа, в наш тыл по гористым дорогам из Верхне-Уральска в Оренбург были перемещены 9-я и 10-я дивизии.

Для меня это перемещение было окончательно непо-нятным, ибо обе эти дивизии с успехом могли быть использованы на том же правом фланге, где они уже находились и где на нашем фронте было плохое положение. Кроме того, оставаясь на старом месте, эти дивизии могли обеспечить нам отступление в кустанайско-кокчетавском направлении, в то время как, прибыв в оренбургский район, ,они после больших переходов никакого подкрепления оренбургскому фронту дать не могли.

В августе Белов для подкрепления своей армии получил целых три хорошо вооруженных и снабженных дивизии, которые ему прислали из Сибири. Результатом было то, что Белов их окончательно обессилил, вовсе не пытаясь их использовать в активных боях, для того, чтобы хотя бы сколько-нибудь обессилить противника.

Суммируя все сказанное, я пришел к заключению, что вся деятельность Белова была диаметрально противополож-на тому, что в тактике и в стратегии называется военным искусством. В этом нельзя видеть ошибку теоретика, но, скорее всего, нарочито и сознательно созданиую путаницу, конечной целью которой было все, но только не победа над врагом. Есть еще другие, мелкие факты, говорящие о том же; чтобы не растягивать воспоминаний, я укажу лишь На один факт, тоже весьма характерный для физиономии деятелей того времени.

Я указывал выше, что по приказу Колчака были расформированы башкирские полки, которые, узнав о таком приказе, частью перешли к красным, частью разошлись по домам. Впоследствии под влиянием Валидова перешедшие к большевикам части стали понемногу переходить обратно, и смело можно сказать, что большая половина вернулась в армию Колчака. Когда в конце июля у нашего корпуса отняли бригаду казаков, я, не спросив разрешения, начал формировать башкирский кавалерийский полк из добровольцев. В две недели я имел свыше 700 человек, притом с собственными лошадьми, седлами и оружием. Их вполне хватило для организации 4-эскадронного кавалерийского полка, которому мы дали башкирское название Ак-Идель-ский -(Белой реки) кавалерийский полк.

К сожалению, скоро началось наше отступление, во время которого мы не могли хоть сколько-нибудь обучить вновь созданный полк и сделать его боеспособным. Когда после этого у Актюбинска наступил общий крах, большая часть из бойцев этого полка не пожелала следовать за вами в Киргизские степи, что и понятно, ибо в пустынных степях пали бы все лошади.

Жители Южно-Уральского округа в большинстве своем были на стороне большевиков. Объясняется это тем, что на Южном Урале много так называемых фабричных селений, в которых уже давно нет никаких фабрик, но крестьяне,

жители этих селений, обрабатывают землю, которую им сдают в аренду частные землевладельцы только на один год, притом такими мелкими кусочками, что арендующие крестьяне не могут прожить и принуждены искать работы у землевладельцев. Крестьяне этих селений дали красным несколько тысяч добровольцев, которые сейчас же выступили против нас. И только этим я объясняю тот героизм, какой не раз выказывали красноармейцы во время наступления. Неопределенные обещания правительства Колчака снабдить землей крестьян были виною поступления этих крестьян в ряды Красной армии, где большевистские комиссары со свойственной им ловкостью и демагогией умели использовать каждую ошибку омского правительства, в чем я часто убеждался, читая большевистские газеты.

Крестьяне Оренбургской и Уфимской губерний к западу от реки Ик, где находились вперемежку башкирские, русские, малорусские и казачьи села и деревни, держали себя по отношению к большевикам пассивно, за исключением некоторых русских деревень, жители которых выказывали сочувствие большевикам. Двигаясь к юго-востоку по долине богатой реки Сакмары и в степных районах между р.р. Сакмарой и Уралом, мы большевизма не наблюдали, в то время как еще южнее, на самой границе Киргизских степей, между Орском и Актюбинском, опять попадались села, где жители в большом числе добровольно поступали в Красную армию. Был даже в одном селе священник, открыто высказывавшийся за Красную армию.

Как-раз в этой местности протекали наши последние бои, и здесь произошло наше катастрофическое окружение. В казачьей станице, в последнем, населенном русскими, пункте в Киргизской степи, где собрались все наши полки, мы пережили тяжелые минуты, которые я долго буду помнить.

Мы не скрывали от солдат нашего трудного положения. Нам нужно было пройти больше чем 1.000 верст по пустынным степям, и гарантировать солдатам питание во время дороги мы не могли. Захватить с собой продукты мы могли только в строго ограниченном количестве, ибо не было уверенности в том, что лошади выдержат переход по степям. Также мы не могли надеяться на то, что нам удастся в степях найти какую-нибудь, пищу. Следовательно, не было сомнений, что мы идем навстречу голоду.

Положение офицеров было хуже, и потому они, не находя другого выхода, были готовы перенести все лишения, лишь бы не попасть в руки .красных. Другое дело было с солдатами. Хотя был издан приказ о выступлении, солдатам вместе с тем объяснили наше положение и неофициально дали понять, что препятствий для тех, кто захочет уйти, не будет. Неизвестно откуда появились ораторы, которые начали устраивать митинги и натравливать солдат против офицеров, предлагая отобрать у офицеров весь обоз. Однако эта травля осталась без последствий. Только меньшинство солдат было настолько нерешительными, что не пожелало следовать с нами. Мы им отдали часть наших продуктов, и они простились с нами.

Вместе с тем и среди офицерства произошел психический перелом, проявлявшийся в желании “самоопределиться”. Однако без особых трудов удалось их убедить, что, странствуя вразброд по степи, мы безусловно пропадем, в то время как оставаясь в одном объединенном отряде, нам не придется бояться отрядов красной кавалерии. Небольшая часть офицеров все-таки ушла, желая добраться до Каспийского моря, но вскоре убедилась, что этот путь отрезан, и в последующие дни присоединилась к нам.

Оставшиеся части 1-го и казачьего полков, узнав о нашем положении, немедленно пошли за нами в степь. Характерно, что хотя эти корпуса были вдвое больше нас, они вывели в степь вдвое меньше людей, чем наш XI корпус. В их составе вовсе не было пленных красноармейцев, а между тем, как мы потом узнали, из этих корпусов целые части перешли, па сторону красных.

Весь трудный путь по безводной песчаной пустыне, направляясь на Иргиз, Тургай и Атбазар, мы прошли в 30 дней, при чем полдороги пришлось пройти без возможности получить питьевую воду. Киргизы, узнав о нашем походе, немедленно уходили в сторону от нашей дороги и за исключением вышеуказанных селений, где киргизы живут оседло, мы не встречали ни одного живого человека. Поэтому своих продовольственных запасов, которые были заготовлены из расчета по 1/2 фунта муки па человека, мы нигде не могли пополнить, ибо ни в Иргизе ни в Тургае никаких запасов не было. Единственно, что нам удалось получить у киргизов,— это несколько овец, но за ними приходилось отходить в сторону от дороги на несколько десятков верст. Кроме того, в Иргизе удалось купить около 4 пудов кишмиша для всего корпуса. Большая часть лошадей (до 300) пала, не пройдя и полдороги. К счастью, на место павших лошадей нам удалось достать верблюдов, но для отыскивания их нам опять приходилось отойти от прямого пути.

Приблизительно за 100 верст от Атбазара, в первом селе на нашем пути, мы остановились для пополнения своих истощенных продовольственных запасов, ибо здесь впер-

вые оказалось возможным купить кое-какие продукты. В этом же селе нас нагнал вестовой генерала Белова, который привез ген. Галкину приказ по южной армии. Этим приказом ген. Белов отстранял ген. Галкина от командования корпусом и передавал это место мне.

Еще будучи в Тургае, мы узнали, что ген. Белов идет . за нами, и мы обсуждали вопрос о том, не следует ли его арестовать за его бесспорно преступную деятельность. Само собой понятно, что, получивши его Приказ, мы и не подумали его исполнять, тем более что целью этого приказа очевидно было окончательное разложение еще оставшихся сил. На следующий день мы узнали, что ген. Белов обогнал нас, вовсе не заехав в то село, где мы расположились. По дороге мы достали несколько экземпляров приказа, изданного Беловым в Тургае. Приказ с начала и до конца был переполнен суворовскими фразами и выражениями вроде “чудо-богатыри”. Приказ оставлял впечатление, что он составлен помешавшимся от мании величия человеком.

Еще из Тургая ген. Галкин послал на автомобиле своего начальника штаба в Омск, дав ему подробно составленное сообщение о пережитых нами трудностях. В этом сообщении ген. Галкин целым рядом фактов доказывал, что поступки Белова есть преступление, и требовал отозвания Белова и следствия по этому делу. Приехав в Атбазар, где уже существовала телеграфная связь с Ом-ском, ген. Галкин запросил по телеграфу, получено ли его сообщение, но получил удивительный ответ: сообщение получено, но главком фронта ген. Дитерихс издал приказ о предании ген. Галкина военно-полевому суду. Несколько дней спустя в Атбазар явился молодой казачий генерал К., присланный на место ген. Галкина, а еще через несколько дней—генерал Дутов, назначенный на место Бе-лова, который был вызван в Омск.

Как только ген. Дутов явился, все командиры отдельных частей IX корпуса, подали ему заявление о том, что они вполне солидарны со всеми распоряжениями ген. Галкина и поэтому просят привлечь к ответственности также и их. Это заявление, как видно, подействовало, и приказ о предании суду ген. Галкина был отменен.

Ген. Дутов приступил к реорганизации остатков южной армии с целью создать отдельную Оренбургскую группу. Я не стал ждать результатов этой реорганизации, а уехал в Омск, откомандировав заблаговременно всех офицеров-латышей в числе 15 человек.

Время моего отъезда совпало с удачным наступлением западной армии, при чем она заняла обратно Курган. Наш IV корпус южной армии, который отступал в направлении Кокчетава, по полученным сведениям, увеличился численно и удачно выдержал наступление красных. Часть остатков южной армии собиралась перейти из Атбазара в Кокчетав, дабы объединиться с корпусом ген. Бакича. Говоря вообще, состояние было спокойное и ничто не указывало и не предвещало окончательной катастрофы. В таком же состоянии я оставил армию, уезжая в Омск, в который приехал в конце октября.

http://www.whiteforce.newmail.ru/goper2.htm