Латышские стрелки

Почему сибирские стрелки отказались идти в атаку в Рождественских боях. «Немцам удалось не только отбить наступление русских частей, но и потеснить их. Нападение сорвали революционно настроенные солдаты 17–го сибирского полка.

Они отказались наступать», — это из одной недавней книги о Волдемаре Озолсе, одном из знаменитых командиров латышских стрелков Первой мировой. В разных формах эта версия «мы бы немцев порвали, да сибиряки подвели» и поныне кочует среди латышских историков. И с этим мифом пора разобраться.

В конце декабря 1916 года командиру 17–го сибирского стрелкового полка Бороздину подбросили анонимное письмо с рукописной листовкой «К товарищам». В ней солдат призывали заявить командирам: «Свои позиции держать будем, а в наступление не пойдем, так как не желаем зря проливать кровь за продажное начальство».

Затем прокламации появились и в других полках 5–й сибирской дивизии. «15–й полк, не ходите в наступление, и мы не пойдем. Господа офицеры, если будете гнать стрелков, тогда вас всех на этом же месте будем стрелять и прикалывать штыками. Когда все поймем, тогда, не теряя времени, пойдем, перебьем свое начальство, генералов, министров и царя Николая II, тогда вот будем и мира ждать».

«В атаку не пойдём!»

5–я дивизия должна была наступать у Олайне, нанося отвлекающий удар в запланированном крупном наступлении у Пулеметной горки — тех самых Рождественских боях. Бороздин поначалу не воспринял листовку всерьез: «Пойдут, сволочи, куда денутся». Но вечером 4 января 1917–го — аккурат накануне атаки, 1–й батальон полка в полном составе вышел из землянок и сложил белые маскировочные халаты у землянки комбата: «В атаку не пойдем!» Командир дивизии в срочном порядке заменил 17–й полк другим, приказав «привести в чувство» бунтовщиков в ближайшем тылу.

5 января, когда на фронте под Ригой вовсю гремело сражение, к взбунтовавшемуся батальону приехал командир корпуса генерал–лейтенант Гандурин. Построенные роты заявили ему: «Нас везде грабят, дома семья голодает, у бедных последнее отбирают, а у богатых все остается»; «Почему до сих пор в тылу сидят жандармы, городовые и всякая сволочь, — терпеть больше нет сил!», «Обороняться будем, а наступать не пойдем: кругом измена явная», «Нас гонят на пулеметы как на убой».

Положим, насчет «измены начальства» они преувеличивали, но насчет пулеметов — как в воду смотрели. В тот день 19–й и 20–й полки дивизии не смогли даже дойти до немецких окопов — уцелевшие после бездарно проведенной артподготовки немецкие пулеметчики выкосили их уже у проволочных заграждений.

Командир корпуса пообещал в атаку их не посылать и репрессий не применять: «С сегодняшнего дня вы будете у меня рабочим батальоном». Солдаты успокоились и сдали оружие — логично. Рабочему батальону винтовки не положены. После чего роты были разведены по землянкам, а назначенные из других полков офицеры приступили к «производству дознания».

Для начала отобрали 24 «зачинщика». 15 января Гандурин предупредил назначенных им военными судьями офицеров: приговор может быть только один. Все 24 стрелка были приговорены к расстрелу. Вскоре были преданы военному суду еще 165 человек.

Еще один отказ произошел в 55–м полку 14–й сибирской дивизии. 5 января за 40 минут до начала наступления 15–я рота полка отказалась идти в атаку. На следующий день ее примеру последовали солдаты 5–й и 7–й рот, в итоге в бой были введены только два батальона 55–го полка из четырех. Солдаты жаловались, что наступление не подготовлено, гранаты не взрываются из–за негодных капсюлей, лестниц для штурма немецких блокгаузов нет.

Командир дивизии генерал Довбор–Мусницкий доносил начальству: «По моему приказанию 13 стрелков 5–й и 7–й рот расстреляны стрелками тех же рот в присутствии моем и представителей от всех рот и команд полков дивизии. В полку были арестованы еще 68 человек. Из них 61 предан военно–полевому суду, который приговорил к расстрелу 37 человек». Николай II на рапорте написал резолюцию: «Правильный пример». Однако сам Довбор–Мусницкий после этого сказался больным, взял отпуск и больше в дивизию не возвращался. Настроение в ней было такое, что генералу–расстрельщику легко можно было словить пулю в спину.

Почему они бунтовали?

Итого бунт сорвал ввод в бой 6 батальонов (17–й полк плюс два батальона 55–го). Приятного для русского командования, конечно, мало. Но это никак не могло стать решаюшим фактором срыва операции, в которой были задействованы 82 русских и латышских батальона против 19 немецких.

Самое интересное, что через полгода в ту же позу встали бравые латышские стрелки. На лето 1917 года было намечено генеральное наступление по всему фронту. Казалось бы — вперед, на освобождение Курземе от топчущего ее тевтонского сапога. Но стрелки приняли резолюцию: ни шагу вперед, только оборона. Благо после Февральской революции наступила свобода, и в отличие от расстрелянных сибиряков, латышей в худшем случае лишь журили в газетах за несознательность.

В мае 1917 года в Ригу приезжал военный министр Керенский, уговаривал идти в наступление. Стрелки ответили ему письмом: «Гражданин министр! Мы никогда не теряли боевой дух. Латышскому стрелку не страшно умирать за идею, но, умирая на поле боя, он желает знать — за что. Мы не верим, что в данный момент кровавое нападение по всему фронту спасет Российскую революцию и свободу».

Вот так — не верят они! Латышские историки с легкостью находят оправдание такой перемене настроения — мол, латыши понесли тяжелые потери в Рождественских боях. Из 12 200 штыков в двух латышских бригадах они потеряли убитыми и ранеными 5350 человек, 43% личного состава.

Что и говорить, потери тяжелые. Но не угодно ли с той же меркой подойти к сибирякам. Возьмем тот же 17–й полк. На фронт он попал в ноябре 1914 года, сразу был брошен в мясорубку Лодзинской операции. За две недели боев 1408 убитых, раненых и пропавших без вести. Затем без перерыва последовали декабрьские бои на реке Равке — 1200 вышедших их строя. В 1915 году начинается большое отступление русской армии. И от полка откусывают то по 500, то по 300 человек, а в июльских боях сразу 1356. Заметим, что штатная численность полка в 1915 году — 3000 штыков. То есть полк ухайдокан уже дважды.

В 1916 году в летних трехнедельных боях, в том числе под Кекавой, полк лишился 3216 человек — лег весь! Весело? А всего к началу Рождественских боев в 17–м стрелковом потери составили 11 300 человек, то есть личный состав несколько раз полностью поменялся. И не сказать, чтобы это какие–то выдающиеся цифры — нормальный уровень потерь в сибирских полках времен Первой мировой.

А остальные — воевали

Если бы латышские стрелковые батальоны вкусили этих «прелестей войны» уже с 1914 года, то они не то что в Рождественские бои, они уже к началу 1916 года отказались бы в атаки ходить. Сибиряки еще долго терпели. Удивительно не то, что в нескольких ротах солдаты взбунтовались, — удивительно, что остальные сибирские полки безропотно подчинялись приказам. О чем свидетельствовал лично командир 2–й латышской стрелковой бригады полковник Аузан.

Представляя штабс–капитана Озолса к ордену Св. Георгия 4–й степени, он в рапорте писал: «Когда вверенная мне бригада прорвала проволочные заграждения противника и ворвалась в расположение его западнее леса Мангель, штабс–капитан Озолс лично обрекогносцировал в тылу окопа местность в направлении к югу и, выяснив, что прорыв необходимо прикрыть на юго–востоке, лично провел в прорыв и поставил на место батальон 10–го сибирского стрелкового полка, что впоследствии, как оказалось, спасло бригаду латышей от окружения, так как противник повел ряд атак именно на этот батальон. Когда решено было атаковать расположение противника на фронт Битинь–Лединг, штабс–капитан Озолс ночью на совершенно незнакомой местности провел лично 53–й сибирский стрелковый полк в узкий прорыв и, пройдя с полком по малопромерзшему болоту около 5 верст под перекрестным огнем противника, поставил этот полк в исходное положение и правильно нацелил его на указанный ему фронт». Как видите, остальные сибирские полки бились в Рождественских боях бок о бок с латышами.

Но терпение человеческое небесконечно. На энтузиазме можно провоевать год, ну два. А на третий… Надо что–то кардинально менять — в тактике, в армии, в целом по стране. Председатель Госдумы Родзянко в эти самые дни, 7 января 1917 года, на аудиенции у царя умолял: «Ваше Величество, я считаю положение в государстве более опасным и критическим, чем когда–либо. Настроение во всей стране такое, что можно ожидать самых серьезных потрясений, вся Россия в один голос требует перемены правительства и назначения ответственного премьера, облеченного доверием народа…»

Государь подумал–подумал да и назначил через два дня новым премьером старика Голицина — совершенное ничтожество, который сам умолял Николая отменить это назначение. Но Николай II считал, что ему виднее. А через месяц началась революция…

++

 
Доклад т. с Рижского фронта. заслушанный В.-О. Р. Ком.
4 мая (нов. ст.) 1917 г.

Район моих наблюдений - расположение латышских стрелковых полков. Возникли они в 1915 году и были настроенны ура-патриотично. Причины к тому следующие: в нашей местности помещики в большинстве немцы - потому немца они представляли в лице помещика. Голоса с.-д., по известным каждому причинам, были были голосами в пустыне. Наборы были добровольные, и шли в лат. батальоны по преимуществу мальчишки. Дома для нас собрали очень много денег. Каждый вечер-спектакль производил отчисления для лат. солд., по сбору пожертвований успешно работал ком., но в армию почти ничего не доходило. Критика в то время была невозможна. Все устремились в лат. батальоны, думая, что там хорошо живут, но познакомившись с действительностью, опытным путем приходили к разочарованию.

Прежний состав полков выбит. В лат. полки вошли и нелатыши. Теперь они сорганизовались и работают рука-об-руку. Борются не только с внешним врагом, но и с высшеими лицами командного состава. К выборам в комитеты на местах не были готовы. Сообщили нам, чтобы мы производили выборы по телефону и даже не осведомили, куда мы выбираем представителей. У нас были лишь отклики революции.

На фронте тихо. Командный состав революцией не поколеблен и порядки изменились мало. Против нашего фронта германские полки долго не держат на месте. По прибытии они стреляют в нас, но после переговоров перестают, тогда заменяются новыми полками. Передавалась нам никем не подписанные прокламации от немцев, в которых говорится, что и нам следует стремиться заключить мир. Имеется большой недостаток: у нас нет литературы для немцев, которая нам очень нужна и могла бы успешно нами распространяться среди немецких солдат.

Начальство новым порядкам подчиняется, но изменилось мало: мешает братанию и пр. 1 мая (нов. ст.) боя не было, как и вообще, слышались выстрелы далеко в море. Красных флагов у немцев нет, они выходят с белыми флагами. У нас же есть и почти в каждой роте, несмотря на то, что знамена стоят 100 и более рублей. Лозунги на знаменах какие угодно, до самых революционных: "да здравствует социализм" и пр.

Более подробный доклад мною будет сделан на Всеросс. конференции С.-Д. Р. П.

"Правда". Репринт. Ленинград, "Прибой", 1928. Вып. 2. С.209