Латышские стрелки

*****************************************************

10(23) января 1918 г. открылся III Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. На следующий день с докладом о деятельности Совета Народных Комиссаров выступил Владимир Ильич Ленин.

Коснувшись одного из важнейших вопросов времени — проблемы создания армии нового типа, социалистической Красной Армии, В. И. Ленин глубоко и всесторонне обосновал необходимость ее решения. В стране начиналась гражданская война. Республике Советов угрожал германский империализм, его армии стояли у западных границ. Под аплодисменты всего зала Ленин с твердой уверенностью в будущем страны заявил, что победа Советской власти «достигается [33] тем, что с самого начала она стала осуществлять исконные заветы социализма, последовательно и решительно опираясь на массы, считая своей задачей самые угнетенные, забитые слои общества пробудить к живой жизни, поднять к социалистическому творчеству. Вот почему старая армия, армия казарменной муштровки, пытки над солдатами, отошла в прошлое. Она отдана на слом, и от нее не осталось камня на камне. Полная демократизация армии проведена»{13}.

И тут вождь революции нарисовал в своей речи образ воина новой армии, фигуру человека с ружьем, которого теперь, впервые в истории, не нужно бояться, «потому чтэ он защищает трудящихся и будет беспощаден в подавлении господства эксплуататоров»{14}.

Солдатская секция съезда одобрила проект декрета о Красной Армии. Съезд принял написанную В. И. Лениным «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», в которой говорилось: «В интересах обеспечения всей полноты власти за трудящимися массами и устранения всякой возможности восстановления власти эксплуататоров декретируется вооружение трудящихся, образование социалистической Красной Армии рабочих и крестьян и полное разоружение имущих классов»{15}.

Декрет был обнародован за датой утверждения его Советом Народных Комиссаров — 15 января 1918 г. По всей Республике Советов — в городах, деревнях, поселках, гарнизонах, на передовых позициях — появились листы с ленинским декретом, ленинской подписью.

Так Советское правительство возвестило миру о создании первой в истории социалистической армии, армии трудового народа, надежного оплота завоеваний Октября.

В декрете говорилось, что старая армия служила орудием классового угнетения трудящихся буржуазией. С переходом власти к трудящимся и эксплуатируемым классам возникла необходимость создания новой армии, которая явится оплотом Советской власти в настоящем, фундаментом для замены постоянной армии всенародным вооружением в ближайшем будущем и послужит поддержкой для грядущей социалистической революции а Европе.

Ввиду этого Совет Народных Комиссаров постановляет: организовать новую армию под названием «Рабоче-Крестьянская Красная Армия» на следующих основаниях: [34]

1) Рабоче-Крестьянская Красная Армия создается из наиболее сознательных и организованных элементов трудящихся масс.

2) Доступ в ее ряды открыт для всех граждан Российской Республики не моложе 18 лет. В Красную Армию поступает каждый, кто готов отдать свои силы, свою жизнь для защиты завоеваний Октябрьской революции, власти Советов и социализма. Для вступления в ряды Красной Армии необходимы рекомендации: войсковых комитетов или общественных демократических организаций, стоящих на платформе Советской власти, партийных или профессиональных организаций или, по крайней мере, двух членов этих организаций. При вступлении целыми частями требуется круговая порука всех и поименное голосование.

Верховным руководящим органом Рабоче-Крестьянской Красной Армии является Совет Народных Комиссаров. Непосредственное руководство и управление армией сосредоточено в Наркомате по военным делам, в созданной при нем Всероссийской коллегии по организации и управлению РККА.

22 апреля 1918 г. ВЦИК утвердил текст торжественного обещания воина РККА, которое называлось «Формула торжественного обещания». Текст торжественного обещания существовал без изменений до 1923 г., а затем с некоторой корректировкой еще более двух десятилетий.

Как я уже писал, провести запись желающих вступить в Красную Армию необходимо было в очень сжатый срок. Для этого приходилось много беседовать с людьми, агитировать их, разъяснять обстановку.

Подчас это было делать трудно, так как каждый солдат старой армии находил много «за» и много «против». Вот что пишет по этому поводу бывший боец 2-го красноармейского полка Я. И. Костев:

«То были дни тяжких раздумий. Солдату не надо было объяснять, что такое солдатская жизнь. Чего греха таить, раньше чем принять решение о переходе в Красную Армию, каждый из нас многое передумал: шли мирные переговоры, предвиделся конец войны, тяжелым грузом давила на плечи серая шинель, тянуло домой, к мирной жизни. Перед нами открывались светлые перспективы: крестьяне получили землю, рабочие — фабрики и заводы, угнетателей больше нет. Но вставал и другой вопрос. Ну, хорошо, мы уйдем домой, а война-то еще продолжается. Против Республики Советов стоят наготове вооруженные до зубов немецкие войска. А если мирные переговоры не принесут нам успеха, [35] что станется с завоеваниями Октября? Ведь теперь мы, рабочие и крестьяне, в ответе за судьбу Родины! Прежние хозяева страны, помещики и капиталисты, будут рады, если придут немцы. Тогда они снова захватят землю, фабрики и заводы, которых лишились в октябре 1917 г.

После долгих размышлений я, как и многие другие революционно настроенные солдаты, вступил в Красную Армию...»{16}

В первую очередь в новую армию вступили политически сознательные солдаты, сразу поддержавшие Советскую власть.

— Власть наша, — говорили они, — нам и надо ее защищать.

8-я рота, которой я тогда продолжал командовать, записалась почти в полном составе и была сразу же объявлена красноармейской.

Я поселился вместе со всеми солдатами в отдельном домике, отведенном для красноармейской роты. Каждый полк в 6-м Сибирском корпусе дал по красноармейской роте, их собрали в тылу дивизии, чтобы свести в батальоны. Во главе одной из рот оказался солдат с перебитым носом — Чернышев, которого я встречал уже раньше. Знал его как человека нечистого на руку, готового поживиться за чужой счет.

Теперь он был одет в офицерскую шинель и папаху. Шинель во всех направлениях перетягивали ремни. Снаряжение дополняли бинокль, полевая сумка и огромный планшет. Сбоку волочилась длинная сабля, в кобуре маузер, а за поясом торчали наган и несколько гранат.

Чернышев появился на фронте после Февральской революции. Прибыл из тыла, его прошлого никто не знал. Он умел подыгрывать под настроение солдат. Видимо, поэтому они и избрали его командиром. Сразу же по приходе к нам он стал создавать общественное мнение, подготавливая свое избрание командиром красноармейского батальона.

В те дни проходили выборы делегатов на съезд Советов солдатских депутатов 12-й армии. Я был избран от нашего батальона и в первых числах февраля выехал на съезд. В мое отсутствие Чернышева избрали командиром батальона.

Съезд Советов солдатских депутатов 12-й армии, одобривший первые декреты Советской власти и выразивший полное доверие Советскому правительству, сыграл большую роль в моей жизни. Здесь я окончательно понял, что только партия большевиков может защитить Родину, пришел к [36] убеждению, что поступил правильно, влившись в ряды новой армии.

И вот начало февраля 1918 г. Латвийский город Валка{17}. Съезд проходит в местном театре. В зале делегаты расселись по фракциям: большевики, меньшевики, эсеры. Различить их с первого взгляда, по внешним признакам, невозможно: все в одинаковом армейском обмундировании.

На сцену вышел человек во френче, невысокого роста, встал у стола, чуть подавшись вперед, словно готовый ринуться в бой. Большая часть зала встрепенулась, зарукоплескала. Сидя на балконе и разглядывая партер, я уже начал про себя намечать контуры представленных на съезде политических фракций.

Человек, вышедший на сцену, был председатель Исполнительного комитета Совета солдатских депутатов{18} 12-й армии Семен Михайлович Нахимсон. Много в то время говорили о нем. Передавали, что за участие в революции 1905 г. был приговорен к смертной казни, что человек он образованный — окончил университет.

Армейский съезд собрался для того, чтобы разъяснить представителям солдатской массы, почему декретом ВЦИК распущено Учредительное собрание и какие решения принял только что состоявшийся III Всероссийский съезд Советов. Доклад нашего председателя и был посвящен этим вопросам.

Вначале Семен Михайлович напомнил, что выборы в Учредительное собрание проводились по старым спискам. Делегаты были выдвинуты до Октябрьской революции, и списки не отражали нового соотношения классовых сил. Народ сверг владычество капиталистов и помещиков, в Учредительном же собрании по-прежнему восседали представители эксплуататорских классов.

Советская власть могла бы с самого начала отмести затею с «учредилкой». Но поскольку среди крестьянства и некоторых слоев городского населения вера в буржуазный парламент была еще живуча, требовалось наглядно показать истинное лицо Учредительного собрания. И вот в день его открытия, 5 января, большевики представили на рассмотрение ленинскую «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа».

Семен Михайлович сообщил, что большинство учредиловцев, отказавшись присоединиться к ленинской Декларации, [37] показали свое контрреволюционное лицо. Оставлять далее такой «законодательный орган» было равносильно сдаче позиций, завоеванных в Октябрьском восстании. Вот почему Учредительное собрание было распущено.

— «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа» утверждена Третьим Всероссийским съездом Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, — громко, торжественно сказал Нахимсон. — Это наша первая конституция, и мы сумеем защитить ее от любых врагов!..

Начались прения.

Через зал, широко шагая, к сцене проходит делегат богатырского вида. У него энергичное, словно вырубленное из камня, коричневое от загара лицо, прическа бобриком, длинные усы-пики. Поднявшись, он остановился около рампы, окинул зал строгим взглядом. Мне показалось тогда, будто это рыцарь из сказки — величественный, благородный. «Рыцарь» погладил свой бобрик, расправил усы. Говорил недолго, но каждый его довод, как молот по стеклу, бил по врагам Советской власти. Я узнал, что оратор — большевик и что зовут его Ян Фабрициус.

Заполненный делегатами зал, как барометр, реагировал на все происходящее: большевистскую правду встречал громом аплодисментов, одобрительными возгласами; на меньшевистско-эсеро-анархистскую болтовню отвечал свистом, шиканьем, криками «Долой!».

Председательствующий Нахимсон предложил провести голосование:

— Кто за одобрение политики Советского правительства, поднимайте мандаты!

Предупреждение голосовать мандатами оказалось кстати. Меньшевики и эсеры, имея ничтожное количество делегатов, умудрились провести в зал немало своих людей.

Но теперь это было ни к чему, пришельцам оставалось сидеть, потупив взор.

Семен Михайлович произнес заключительное слово. Вдохновенный оратор, страстный боец — таким этот человек остался в моей памяти. Больше ни видеть, ни слышать его мне не пришлось. Через пять месяцев в Ярославле комиссар военного округа Семен Михайлович Нахимсон погиб от рук эсеровских заговорщиков, поднявших мятеж против Советской власти.

После съезда меня вызвали в исполком Советов солдатских депутатов 12-й армии, в отдел по формированию Красной Армии. Здесь я получил совершенно неожиданное задание: выехать в штаб 6-го Сибирского стрелкового корпуса, [38] пригласить туда представителей от красноармейских батальонов и провести выборы командира красноармейского полка, создающегося из добровольцев 3, 14 и 136-й дивизий нашего корпуса.

Комиссар корпуса Шмелев был полностью осведомлен о порученной мне работе. Он тепло меня принял, долго расспрашивал о фронтовой жизни, о взаимоотношениях с солдатами.

— В общем, жили-дружили, так?

— Не ссорились.

— Это хорошо. А как думаете организовать выборы? — спросил Шмелев.

Я честно признался, что даже не представляю, с какого бока взяться за это дело.

— Ну, я помогу вам, сам поговорю с представителями батальонов... Да, а кто такой Чернышев?

Рассказав то немногое, что знал об этом человеке, я заметил:

— По-моему, темная личность.

— А как же он пролез в командиры батальона? — Шмелев нахмурился. — Как допустили такое в дивизии? Вы понимаете, что это может иметь очень тяжелые последствия?

Прошло не так много времени, и я убедился, что комиссар был прав.

Вскоре по вызову в штаб корпуса стали прибывать командиры батальонов и рот. Каждый батальон был представлен еще несколькими командирами взводов.

Раньше других прибыли делегаты 1-го батальона во главе с его командиром бывшим подпоручиком Андрейчуком.

С делегатами беседовал комиссар корпуса. Он подробно расспрашивал, как давно кто воюет, приходилось ли командовать, в каких боях принимали участие. Вопросы комиссара поражали меня своей конкретностью. Как-то сразу перед тобой раскрывались деловые качества человека.

— Тут еще более слабый состав, — сказал мне комиссар, когда закончил беседовать с делегатами от 2-го и 3-го батальонов. — Придется вам, товарищ Черепанов, возглавить полк.

— Как... мне?

— Вот так. Сколько вам лет?

— Двадцать два.

— Маловато. Но не страшно. Да, придется вам. Больше некому. Сами видите.

Мне было даже страшно подумать. Целый полк — солдаты, штаб, хозяйство! [39]

— Ну какой же я командир полка, товарищ комиссар, если и батальоном-то командовать не приходилось?

— Ничего страшного. Поможем, и товарищи поддержат. Правильно? — обратился комиссар к сидевшим в комнате делегатам.

— Да что там говорить, — заметил командир роты Струнин, бывший фельдфебель. — Он, конечно, молод, но пороха понюхать успел и солдата не обидит.

Другие делегаты поддержали Струнина.

Выборы состоялись в большом зале помещичьего дома.

Открыв совещание, я огласил приказ по 12-й армии, утверждавший сформирование первых двух красноармейских полков из состава 12-й армии и присваивавший им номера. Наш полк стал называться 2-м красноармейским полком.

«...Исполнительный комитет Совета солдатских депутатов и управление 12-й армии, — говорилось в приказе, — шлют вам горячий привет, товарищи красноармейцы, своей волей, а не насилием вошедшие в ряды молодого полка. Глубоко верим, что вслед за вами, первыми красными полками, быстро вырастут многочисленные полки молодой свободной России, сильные духом и крепкие волей, спаянные борьбой за счастье и процветание молодой рабоче-крестьянской Республики, высоко поднявшей борьбу за счастье трудящихся всего мира. За победой, молодые красноармейцы, вперед!»{19}

Прочитав приказ, я сообщил, что командование 12-й армии поручило нам, делегатам батальонов, избрать командира 2-го красноармейского полка, и предложил выдвигать кандидатов. Наступила длительная пауза.

— Товарищи! — сказал Шмелев. — По-моему, о кандидатуре командира полка мы уже договорились. И не будем зря время терять.

— Черепанова избрать, — послышался голос Струнина.

— Правильно!

— Других предложений нет? — спросил Шмелев.

— Нет!

— Тогда будем голосовать. Кто за избрание товарища Черепанова командиром второго красноармейского полка, прошу поднять руки.

Моя кандидатура прошла единогласно. [40]

Заместителем командира полка по строевой части выбрали Струнина, помощником по хозяйственной части — прапорщика Фергова. На должность адъютанта избрали прапорщика Григорьева.

Так началась моя служба в Красной Армии. Выбор был сделан окончательно и бесповоротно, на всю жизнь. [41]