Латышские стрелки

А. И. Черепанов

СЕМЕН НАХИМСОН

Память возвращает меня к такому далекому времени, что удивляюсь: так ли все было? Но нет, те события забыть невозможно...
Начало февраля 1918 года, латвийский город Валка. Там собирался съезд солдатских комитетов 12-й армии, куда я направлен делегатом от одного из батальонов 14-й Сибирской стрелковой дивизии. Съезд проходил в местном театре. Только вошел в помещение, сразу очутился в людском водовороте. Везде — в раздевалке, фойе, у регистрационных столов — двигались змейками, собирались группами, проталкивались, кружились люди в шинелях со следами споротых погон. Все о чем-то говорили, спорили, кого-то разыскивали.
Я занял очередь у регистрационного стола. Тут каждому задавался вопрос: член ли он партии, и какой? Ответ принимался на веру.
В зале делегаты расселись по фракциям: большевики, меньшевики, эсеры. Различить их с первого взгляда, по внешним признакам, невозможно, все в одинаковом обмундировании.
На сцену вышел человек во френче, невысокого роста, встал у стола, чуть подавшись вперед, словно готовый ринуться в бой. И большая часть зала встрепенулась, зарукоплескала, напоминая собою всполохнувшую, /28/ закружившуюся над водой стаю птиц, а несколько молчавших группок выглядели затянутыми тиной болотцами, Сидя на балконе и разглядывая партер, я уже начал про себя намечать контуры представленных на съезде политических фракций.
Человек, вышедший на сцену, был председателем Исполнительного комитета солдатских депутатов(1) 12-й армии Семен Михайлович Нахимсон. Много в то время говорили о нем. Передавали, что он еще парнишкой разбрасывал листовки, за участие в революции Пятого года был приговорен к смертной казни, что человек это ученый — за границей кончил университет...
Армейский съезд собрался для того, чтобы разъяснить представителям солдатской массы, почему декретом ВЦИК распущено Учредительное собрание и какие решения принял только что состоявшийся III Всероссийский съезд Советов. Доклад нашего председателя и был посвящен этим вопросам.
Вначале Семен Михайлович напомнил, что выборы в Учредительное собрание проводились по старым спискам. Делегаты были выдвинуты до Октябрьского восстания, и списки не отражали нового соотношения классовых сил. Действительно, народ сверг владычество капитала, в Учредительном же собрании по-прежнему восседали представители буржуазии.
Советская власть могла бы с самого начала отмести затею с «учредилкой». Но поскольку среди крестьянства и некоторых слоев городского населения вера в буржуазный парламент была еще живуча, требовалось наглядно показать истинное лицо Учредительного собрания. И вот в день его открытия, 5 января, большевики представили на рассмотрение ленинскую «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа».
— Знали бы вы, товарищи солдаты, что творилось в Таврическом дворце,—говорил Нахимсон. — я пришел туда из бьющего ключом, полного жизни Смольного и вдруг почувствовал, будто попал к трупам, к безжизненным мумиям...
По мере того как Нахимсон рассказывал о недавних, январских событиях в Петрограде, все четче вырисовы/29/вались фракции армейского съезда. Слова об учредиловских трупах вызвали громкие реплики в зале.

1. Сокращенно — Искосол.

— Ловко он их, прямо по кумполу! — восхищенно крикнул сидевший рядом со мной делегат.
Зал ответил одобрительным гулом. Только откуда-то сбоку послышался истошный крик:
— Узурпа-а-торы!
Семен Михайлович сообщил, что большинство учредиловцев, отказавшись присоединиться к ленинской Декларации, показали свое контрреволюционное лицо. Оставлять далее такой «законодательный орган» было равносильно сдаче позиций, завоеванных в Октябрьском восстании. Вот почему Учредительное собрание было распущено.
— «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа» утверждена Третьим Всероссийским съездом Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, — громко, торжественно сказал Нахимсон. — Это наша первая конституция, и мы сумеем защитить ее против любых врагов!..
Начались прения.
Через зал, широко шагая, к сцене проходит делегат богатырского вида, у него энергичное, словно вырубленное из камня, коричневое от загара лицо, прическа бобриком, длинные усы-пики. Поднявшись, он остановился около рампы, окинул зал строгим взглядом. Мне по-казалось тогда, будто это рыцарь из сказки — величественный, благородный. «Рыцарь» погладил свой бобрик, расправил усы. Говорил недолго, но, как молотом стекло, дробил врагов Советской власти. Это был большевик Ян Фабрициус.
От фракции меньшевиков слово взял человек в форме офицера-артиллериста, невзрачный на вид, лысый. «Вот какой ты, Кучин, — с любопытством разглядывал я предшественника Нахимсона на посту председателя Искосола. — Интересно послушать, что скажешь». Но слушать оказалось нечего: после Фабрициуса выступление Кучина даже его единомышленникам показалось бледным. Три жиденьких хлопка проводили его и тут же стыдливо смолкли.
Представитель социалистов-революционеров на вид казался интеллигентным, но тоже жевал что-то невнятное. Хотел сострить: большевики-де выкрали у эсеров /30/ программу о земле. Из зала кто-то крикнул: «Вы долго думали, боялись обидеть помещиков!» Оратор смешался, зачитал конец речи по бумажке и удалился.
Худощавый, с приподнятыми плечами, поминутно поправляя пенсне, слабым голосом что-то произнес «интернационалист». Верзила-анархист, наговорив чепухи, порисовался на трибуне и сел, напыщенный, не сгибая спины.
Заполненный делегатами зал, как барометр, реагировал на политические страсти: большевистскую правду встречал весенним громом аплодисментов, одобрительными возгласами; на меньшевистско-эсеро-анархистскую брехню отвечал хмурыми взглядами, шиканьем, криками: «Долой!»
Председательствующий Нахимсон предложил провести голосование:
— Кто за одобрение политики Советского правительства, поднимайте мандаты!
Предупреждение голосовать мандатами оказалось кстати. Меньшевики и эсеры, имея ничтожное количество делегатов, умудрились провести в зал немало своих людей. Но теперь это было ни к чему, пришельцам оставалось сидеть, потупив взор.
Семен Михайлович произнес заключительную речь. Можно только пожалеть, что она не стенографировалась: это яркий образец политического боя в защиту Советской власти. Жалкие реплики противников Нахимсон отражал находчиво, остроумно. Мне казалось, будто он кнутом сечет врагов, бьет их кулаком наповал. Так и хотелось вмешаться в эту драку, помочь ему.
Вдохновенный оратор», страстный боец. Таким он остался в моей памяти. Больше ни видеть, ни слышать его мне не пришлось. Через пять месяцев в Ярославле комиссар военного округа Семен Михайлович Нахимсон погиб от рук эсеровских злодеев, поднявших мятеж против Советской власти.
Прошло с тех пор сорок пять лет, а я как тогда не мог поверить, так и теперь не могу представить, что нет на свете того кипучего человека, который пробороздил в моей юной душе глубокий след. Хочется, чтоб вечно оставался он живым в сердцах людей. Вот почему к личным впечатлениям добавлю несколько фактов, какие удалось найти в печатных и архивных источниках. /31/ Сведения эти, конечно, далеко не исчерпывающие, да здесь и не ставится цель дать полную биографию С.M.Нахимсона.
Родился Семен Михайлович в 1885 году. Детство и юность провел в латвийском портовом городе Либаве (ныне Лиепая). Семью Нахимсонов там знали многие. В глазах обывателей слыла она «крамольной», а молодежь тянулась к ней. Еще бы! Дед, причастный к польскому восстанию, отбывал ссылку в Архангельской губернии. Отца навещали никому не известные люди. A потом и подросшие сыновья примкнули к бунтарям...
Однажды город был взбудоражен необычайным происшествием в местном театре. Там во время спектакля с балкона полетела вниз стая листовок. Сбрасывал их какой-то молодой человек, успевший скрыться.
Только близким товарищам было известно, что сделал это Семен Нахимсон. Он многим рисковал, но свое первое партийное поручение выполнил с редким хладнокровием.
Семнадцати лет Семен Нахимсон вступил в социал-демократическую еврейскую организацию Бунд. Но не потому, что очень уж глубоко проникся бундовскими лозунгами, а только из-за того, что в начале 900-х годов не было в Либаве другой организации, боровшейся против ненавистного самодержавия.
Революционная буря Пятого года захватила и латышский край. Полыхали поместья немецких баронов, крестьяне расправлялись с кулаками и урядниками, буржуй бежали за границу.
Юноша Нахимсон строил планы один фантастичнее другого. Он весь кипел, нетерпеливый и совсем еще не опытный. Собирался сагитировать местный гарнизон, поднять его на восстание, захватить крепость. Завел было знакомство с солдатами, искал сочувствующих офицеров.
Полицейские ищейки разнюхали это, и Семену пришлось бежать из родного города. Военно-полевой суд заочно приговорил его к смертной казни.
Нахимсон эмигрировал в Швейцарию. Поступил в Бернский университет и начал одновременно изучать общественно-экономические и медицинские науки. Но сердце рвалось в Россию, и в конце 1906 года Семен Михайлович приехал в Ковно (ныне Каунас). /32/
Это был еще один очень рискованный шаг. Приходилось все время остерегаться, чтобы не попасть в лапы жандармерии. Установив связи с подпольем, Нахимсон под именем Павла Салина вел большую работу по оживлению военно-революционной организации, пришедшей в упадок из-за разгула реакции.
Весной 1907 года Ковенская организация Бунда послала Нахимсона в Лондон своим делегатом на V съезд РСДРП. Не подлежит сомнению, что участие в этом историческом событии оказало на него сильнейшее влияние. В Лондоне он слышал Ленина, встречал Горького, познакомился со многими видными деятелями партии. Все это не могло не отразиться на мировоззрении 22-летнего Нахимсона.
Известно, во всяком случае, что он и Емельян Ярославский были инициаторами особого совещания по работе в армии и за резолюцию по этому вопросу бундовец Салин голосовал вместе с большевиками.
Возвратившегося в Ковно Нахимсона полиция взяла под наблюдение. Щупальца ее, видимо, проникли далеко в партийное подполье, последовал жестокий разгром социал-демократической организации.
Семену Михайловичу опять удалось бежать. На сей раз в Брест-Литовск. Но и там грозил арест. Снова пришлось уехать за границу.
Поселился в Берне, возобновил занятия в университете. Учился с небывалым упорством, ибо понимал, что знания нужны революционеру. Успешно закончив курс, получил диплом доктора наук, и все время поддерживал теснейшие связи с партией. Часто печатался в руководимой Лениным большевистской газете «Звезда».
В Россию С.М.Нахимсон возвратился в 1912 году убежденным марксистом, идейно и организационно порвавшим с Бундом. Он выступал с популярными лекциями в рабочих районах Петербурга, в Народном университете, сотрудничал в «Правде», и в то же время продолжал медицинское образование в психоневрологическом институте.
В начале 1913 года Семен Михайлович участвовал в съезде торгово-промышленных служащих, нелегально собравшемся в Москве, на Воробьевых горах. Полиция, извещенная предателем Малиновским, арестовала всех делегатов. За тюремную решетку попал и Нахимсон. /33/
К счастью, полиции было неведомо, что в ее руках «заочный смертник». А недостаток улик не давал оснований для сурового наказания по новому делу. После непродолжительного тюремного заключения Нахимсона на два года выслали из Москвы и запретили проживать еще в пятидесяти восьми населенных пунктах России.
И вот опять Либава. Отца уже нет — умер в 1908 году. Старушка-мать жила с сыном Федором.
Через брата Нахимсон связался с местной группой Латышской социал-демократической рабочей партии.
Однако не надолго пришлось задержаться в родном городе. В сентябре 1913 года Семена Михайловича с девятью товарищами арестовали. Через месяц, выйдя из тюрьмы, он, несмотря на запрет, уехал в Петербург. Там, скрываясь от полиции, посещал нелегальные сходки, выступал перед рабочими...
Началась империалистическая война. Беженка-мать поселилась в Кременчуге. Туда же отправился и Нахимсон. Активная работа в профессиональных союзах, участие в местной газете снискали ему популярность среди кременчугских рабочих.
В конце 1915 года, во время очередной мобилизации в армию, Семен Михайлович получил повестку. Служить царскому престолу он, понятно, не собирался, но и уклониться от призыва не мог: это грозило тяжкими карами. К тому же служба в армии открывала возможности вести большевистскую пропаганду среди солдат.
Нахимсон предъявил документы о медицинском образовании и был назначен в санитарный отряд. Соблюдая строгую конспирацию, используя свое положение медика, он подбирал надежных людей, сколачивал партийные ячейки в воинских частях. Долгое время удавалось вести дело незаметно, и все-таки в конце концов царские агенты пронюхали о работе Нахимсона. Накануне Февральской революции его арестовали. Уже отдан был приказ о предании военно-полевому суду, уже смертный приговор казался неминуемым. Но восстание в столице свергло самодержавие и тем самым спасло революционеру жизнь.
Снова в Питер направился Нахимсон. На этот раз как солдатский делегат. Петроградский комитет большевиков принял его в свою военную организацию, а потом направил в Совет рабочих и солдатских депутатов /34/ 1-го городского района, в этом Совете, как, впрочем, и в других, в тот начальный период революции тон зада-вали меньшевики и эсеры. Перед Нахимсоном стояла задача преодолеть засилие соглашателей.
И Семен Михайлович проявил себя настоящим вожаком масс. В Совете 1-го района он сплотил депутатов-большевиков, объединил вокруг большевистской фракции много сил. А когда в начале мая 1917 года состоялись перевыборы президиума Совета, соглашательские главари вдруг обнаружили, что за ними уже нет масс. Избранными оказались в основном большевики, и среди них Нахимсон, который взял руководство Советом в свои руки. Меньшевики и эсеры бесновались, пытались срывать заседания, обжаловали результаты выборов в меньшевистский Петроградский Совет, но из этого ничего не вышло...
При Нахимсоне деятельность Совета 1-го городского района Петрограда очистилась от декларативной шелухи. Было упорядочено снабжение жителей продовольствием, из милиции вышвырнуты негодные элементы, открыт клуб «III Интернационал», ставший центром культурно-просветительной работы в районе.
Кровавые июльские события воочию показали, что мирное течение революции кончилось и теперь свергнуть власть буржуазии пролетариат может только вооруженным путем. На это нацеливал большевистские организации VI съезд партии.
Нахимсону партия поручила новую работу на очень важном тогда участке — в 12-й армии. Армия стояла ближе всего к Петрограду. Именно оттуда Временное правительство вызывало войска на подавление мирной июльской демонстрации. Семену Михайловичу предстояло разъяснить солдатским массам их место в революции, перетянуть на сторону большевиков.
Началось с неудачи. Хотя латышские стрелки единодушно избрали земляка-революционера своим комиссаром, соглашательский ЦИК не утвердил это решение. Тогда Центральный Комитет партии большевиков направил Нахимсона в армию в качестве агитатора.
И опять враги революции нагромождали на каждом его шагу препятствие за препятствием. То комиссары Временного правительства не разрешали собирать солдат на митинги, то не оказывалось транспорта для по/35/ездки в отдаленные полки. Но все препоны Нахимсон (преодолевал с удивительной настойчивостью. «Рабаты много, много, — писал он родным 22 августа 1917 года. — Завтра рано утром уезжаю на три — четыре дня в полки. Должен объехать 16 полков с лекциями о текущем моменте. Потом поеду на один день в Двинск на три митинга».
Неутомимый человек! После дневных митингов, всегда бурных, требующих напряжения воли и ума, он по ночам работал еще в редакции «Окопной правды». Газете приходилось трудно: никаких средств на издание ее не отпускалось, лишь солдаты поддерживали своими грошами.
«Как редактор «Окопной правды» С.М.Нахимсон был неподражаем... в лучшем смысле этого слова, — рассказывал его товарищ пo редакции. — Один человек, он мог заполнить всю газету, и надо сказать, что эта газета с первого и до самого последнего столбца была сплошной огонь, воспламеняющий массы».
В короткое время большевик Нахимсон, агитатор и журналист, приобрел популярность среди солдат. Как ни противодействовали соглашатели, все-таки он был вскоре избран комиссаром всех латышских полков и членом Исполкома солдатских депутатов 12-й армии.
Наступил новый этап политической борьбы — предстояло завоевать большинство в Искосоле. А для этого необходимо было обнажить перед солдатами контрреволюционный облик меньшевистских лидеров. На одном из заседаний Нахимсон предложил резолюцию, в которой прямо говорилось, что Временное правительство «не в состоянии вести народную политику», и выдвигалось требование немедля созвать Всероссийский съезд Советов. Понятно, что соглашательское большинство Искосола отвергло эту резолюцию. Тогда Нахимсон опубликовал ее в газете, отпечатал листовками. Резолюцию стали обсуждать прямо на солдатских собраниях, и полки один за другим присоединялись к ней.
Под давлением масс Искосол вынужден был принять предложение большевиков о созыве 28 октября Общеармейского съезда солдатских депутатов.
Съезд открылся, когда пролетарская революция в Петрограде стала уже свершившимся фактом. /36/
Меньшевики и эсеры потерпели на нем полное поражение. Председателем Искосола стал С.М.Нахимсон. Руководство 12-й армией перешло к большевикам.
Семен Михайлович и здесь развил бурную деятельность. В «Окопной правде» он приветствует первую победу матросов Балтики и красногвардейцев над войсками Керенского. Призывает солдат распадающихся частей встать с оружием на защиту революции. Из добровольцев 12-й армии формируются два красноармейских полка. В приказе по этому поводу С.М.Нахимсон писал:
«В добрый час, в путь, 1-й и 2-й красные полки, начавшие жизнь на основах свободы, равенства и братства... Глубоко верим, что вслед за вами, первыми красными полками, быстро вырастут многочисленные полки молодой свободной России, сильные духом и крепкие волей, спаянные борьбой за счастье и процветание молодой рабоче-крестьянской республики, высоко поднявшей борьбу за счастье трудящихся всего мира. За победой, молодые красноармейцы, вперед!»
Таким вот «сильным духом и крепким волей» оставался до последней своей минуты и сам Нахимсон. Даже смерть он !принял с высоко поднятой головой.
...Очень недолго, всего тридцать пять дней, успел Семен Михайлович поработать в Ярославле на посту окружного комиссара. Был это период становления: Ярославский военный округ заново образовывался.
В здание мужской гимназии, где разместился окружной штаб, Нахимсон приходил чуть ли не раньше всех, а уходил за полночь. Это подтягивало всех штабных работников. Даже те военспецы, которые служили с неохотой или с тайным умыслом, вынуждены были в какой-то мере приноравливаться к общему деловому ритму, за который ратовал военный комиссар.
Главной заботой окружного штаба в то время было формирование «внеочередных» дивизий. На территории восьми губерний, входивших в Ярославский военный округ, шла мобилизационная работа. Выявлялись контингенты призывников, подбирался командный состав, выискивалось вооружение, обмундирование, казармы для расквартирования частей, и во все эти дела, требовавшие то властного распоряжения, то чуткого внимания, каждодневно вникал комиссар Нахимсон. /37/
Трагические события, начавшиеся 6 июля 1918 года, оборвали кипучую деятельность Нахимсона, когда он был в расцвете творческих сил. В тот день таившиеся до поры, эсеры вкупе с офицерами-монархистами захватили штаб округа, важнейшие ключевые позиции Ярославля, а затем и весь город.
Семен Михайлович попал в лапы бандитов.
Гордо СТОЯЛ он перед кучкой беснующихся врагов, выведенный на расстрел.
— Раздевайся!—крикнул офицер.
Нахимсон, державший на руке летнее пальто, свернул его и бросил в лицо палачу.
— Расстреливайте меня, — сказал он спокойно и твердо, — но вам не убить того дела, за которое я боролся и умираю... Вы сами погибнете под развалинами Ярославля!
Офицер подал команду: «Пли!», и короткий залп свалил комиссара. Однако Нахимсон был еще жив. Тогда офицер, подойдя вплотную, сделал два выстрела.
Потом тело мертвого большевика взвалили на дроги и долго возили по улицам «для устрашения населения».
Люто ненавидели Нахимсона враги, но его горячо любили и уважали соратники. Когда после двухнедельных боев Ярославль был отвоеван у мятежников, труп комиссара нашли в больничном морге и с почестями отправили 1В Петроград. Семен Михайлович похоронен на Марсовом поле, рядом с выдающимися борцами пролетарской революции.

Товарищ комиссар. М., Воениздат, 1963. С.28-38