Самое загадочное событие «бермонтиады» произошло в первый же день этой короткой войны — 8 октября 1919 года. Разбив под Олайне части 2–й и 3–й латышских дивизий (впрочем, «дивизии» — одно название, в сумме у них наскребалось не более 5 тысяч штыков), войска Бермонта прорываются к Риге. Немецкая Железная дивизия захватила Торенcберг (левобережье латвийской столицы), а русские части — Усть-Двинскую крепость. В Торенсберге — дивные виды на Ригу и два моста через Двину — понтонный и железнодорожный. Одна из рот Железной дивизии (11-я 1-го пехотного полка) уже переходит Даугаву по Любекскому мосту и закрепляется на правом берегу.

А латышские части в этот момент в полном раздрае отступают через город, командующий обороной столицы полковник Земитан приказывает занимать позиции аж на линии юглских озер — восточные окраины Риги! Вот она, на блюдечке — режь, убивай, топчи гусей. Именно в этот момент командир Железной дивизии майор Бишоф останавливает свои победоносные полки и даже приказывает 11-й роте отойти на левый берег. То есть добровольно отказывается – ладно бы от гусей – от мостов! Которые и были заявленной целью наступления на Ригу.

Чуть больше чем через месяц — 11 ноября 1919 года — латвийская армия одержала свою самую громкую победу. Западная добровольческая армия полковника Бермонта-Авалова была разбита и откатилась от Риги. Этот день — День Лачплесиса — вошел в «сокровищницу» государственных праздников ЛР, и надо сказать, что основания для этого веские. Одолеть 52-тысячную хорошо вооруженную армию — цифра, озвученная самим Бермонтом, — задача нетривиальная для маленькой страны, которой меньше года от роду. (Пусть даже по обычаям того времени активных штыков в этой сумме было меньше половины.) И праздновать такое событие оснований уж никак не меньше, чем 23 февраля.

Но что все-таки со стоп-приказом Бишофа? В отличие от знаменитого стоп–приказа Гитлера под Дюнкерком это событие, в силу несопоставимости масштабов, не породило своей конспирологической версии. Так что придется изобретать ее самому, ибо никаких оперативных резонов (в отличие от того же Дюнкерка) в решении командира Железной дивизии как-то не просматривается.

Но для начала пунктиром обозначу предшествующие события, а то, может, некоторые забыли, откуда у нас тут немецкие дивизии через год после окончания Первой мировой.

Итак, 18 ноября 1918 года в условиях продолжающейся немецкой оккупации Народный совет провозглашает независимость Латвийской Республики.
Январь 1919 года – Ригу берут красные латышские стрелки, устанавливая советскую власть на большей тетерритории страны. Временное правительство Улманиса бежит в Либаву.

Незадолго до этого Улманис и правительственный комиссар при немецкой 8-й армии Винниг заключают договор, согласно которому все желающие немецкие военнослужащие поступают на службу латвийскому правительству и сражаются с большевиками. За то им обещано латвийское гражданство и 20 га земли (каждому). Так родилась Железная дивизия.

Апрель 1919 года – немецкие добровольцы в Либаве свергают склоняющееся к сотрудничеству с Антантой правительство Улманиса и образуют новое, во главе с пастором Андриевсом Ниедрой, куда более благосклонного к немцам.
Май 1919 года – немецкие отряды, русские добровольцы князя Ливена и латышский батальон Балодиса выбивают красных из Риги.

Июнь 1919 – продолжая наступление на север немецкие добровольческие части под Венденом (Цесисом) сталкиваются с эстонскими войсками (плюс латышская бригада, оставшаяся верной Улманису. Немцы терпят поражение.

Июль 1919 года – при посредничестве миссии Антанты в Прибалтике немцы и Улманис подписывают перемирие. Немцы сдают Ригу и отходят в Митаву, куда как раз прибывают первые добровольцы полковника Бермонта. Демаркационная линия – почти ровно по границе бывшей Курляндской губернии.

Так Павел Рафаилович Бермонт-Авалов появился в этой истории. Это ротмистр царской армии, в Первую мировую был адъютантом генерала Мищенко. Воспоминания современников рисуют человека самолюбивого, не без харизмы, но без широкого кругозора. Себя позиционировал как ярого монархиста. Обстоятельство важное — твердокаменные монархисты придерживались прогерманской ориентации, и Бермонт не был исключением.

Немцы, очевидно, приметили его еще в Киеве, где он оказался летом 1918 года и занимался вербовкой в «Южную армию». Навербовали там, по его словам, 16 тысяч человек. (Правда, командование Донской области, на помощь которой в итоге выступила армия, насчитало там в разное время от 1 до 3 тысяч штыков при 20 тысячах в штабах.)

Как бы то ни было, сами себя «вербовщики» Южной армии защитить не смогли, и при взятии петлюровцами Киева (см. «Белую гвардию») они Бермонта чуть было, как он пишет, не расстреляли. Выручили немцы, вытащившие тогда из Киева вместе со Скоропадским целый эшелон офицеров. Начало 1919 года Бермонт (уже полковник!) встретил в лагере интернированных в Зельцведеле. Отсюда и начался «полет орла» к Риге.

Не знаю, задумывалась ли немцами комбинация с Бермонтом еще в Германии, или все сложилось на ходу, но так или иначе, ему оказали всяческое содействие и оружием, и людьми (в Германии шла вербовка русских военнопленных, остававшихся там со времен Первой мировой) и транспортом до Митавы. К августу 1919-го он имел три более-менее боеспособных русских белогвардейских батальона (в оперативном подчинении еще два батальона полковника Вырголича, стоявших в Литве, но поскольку отношения между полковниками не сложились, их можно сбросить со счетов).

Силы небольшие, но большие немцам в лице командующего 6-м резервным корпусом в Митаве генерала фон дер Гольцу, в общем-то, и без надобности. Что его интересовало – так это «крыша». Точнее, лейбл Западной добровольческой русской армии, под каковым лейблом можно было бы сохранить группировку немецких войск в Курляндии. Основой которой и была та самая Железная дивизия майора Бишофа.

Фон дер Гольц и Бермонт

До июля 1919 года 6-й резервный корпус находился здесь хоть и на птичьих правах, но в общем легально – в соответствии с условиями перемирия на Западном фронте. Но в июле немцы подписали Версальский договор, обязавшись отвести все свои части в пределы Германии. Ни фон дер Гольц, ни его подчиненные в массе своей выполнять этот пункт договора желанием не горели.

Солдаты — понятно почему. Возвращаться в Германию и становится на биржу труда в 1919 году представлялось делом настолько безнадежным, что даже латвийское гражданство (вкупе с обещанными 20 гектарами) выглядело куда более заманчивой перспективой. Улманис однако счел, что, не говоря уж о либавских «шалостях», Версальский договор аннулировал все его прежние соглашения с немцами. Понятно, что после такой постановки вопроса немецкие солдаты готовы были повторить майский поход на Ригу и восстановить «на престоле» пастора Ниедру.

У фон дер Гольца были свои мотивы (о них чуть позже), и когда Антанта категорически потребовала «очистить помещение», то генерал на пару с Бишофом под любыми предлогами тормозил вывод войск. А когда все доводы были исчерпаны, Гольц и Бишоф сделали «ход Бермонтом».

Немецкие части во главе с Железной дивизией в полном составе подписали договор о вступлении в Западную Добровольческую русскую армию и стали «русскими белогвардейцами». В итоге, когда в своих мемуарах Бермонт перечислял боевое расписание своей армии, то вынужден в первый и последний раз назвать ее Западной русско-немецкой. Написать просто «русская» рука не поднялась — нелепое название для соединения, в котором из 52 тысяч списочного лс 40 000 – немцы.

Понятно, что такая «крыша» была шита белыми нитками. И подозрения Антанты только усилились. Да аналогичную подозрительность проявило бы любое правительство. Советское в том числе – стоит вспомнить рассказанную Безыменским историю про то, как англичане в 1945 году пытались сохранить немецкие части в размере двух корпусных групп по видом «служебных команд», и что их этого вышло.

Но там немцы были хотя бы в лагерях военнопленных и без оружия. А тут отлично вооруженная 40-тысячная немецкая группировка (одних самолетов Бермонт показывает 120), равной которой по мощи нет ни у кого в Прибалтике. Да что там – и в Германии такой ни у кого нет, там старая армия в состоянии демобилизации, а с немецкими большевиками и поляками в Силезии воюют малочисленные фрайкоры.

В сказку про белого бычка войну с большевиками, которой пытался заинтересовать их Гольц и Бермонтом, союзники категорически не поверили. И потребовали выполнения 479–й статьи того же Версальского договора, предусмотрительно запрещавшей германским частям переходить под чужое командование — хоть под предлогом борьбы с большевиками, хоть с марсианами.

(Дополнительную остроту ситуации придавала сама личность главы военной миссии Антанты в Прибалтике генерала Гофа. Это он командовал 5-й армией, размазанной немцами во Фландрии в мартовском наступлении 1918 года, по итогам которого он с армии и был снят. Из всех английских генералов Гоф менее всего имел основания для «теплых чувств» к немцам. Да и к русским, вышедшим из войны годом ранее — заодно.)

Итак, от Бермонта категорически потребовали «уволить» всех немцев, а с русскими частями он волен идти воевать с большевиками в любом направлении. Желательно – на нарвский фронт к Юденичу, в оперативном подчинении которого он, кстати, и находится.

Бермонту же к Юденичу ехать неинтересно. В мемуарах он объясняет это так: здесь на немецких харчах я катаюсь как сыр в масле, а под Нарвой англичане уморят нас своими скудными пайками. Причина веская. Но еще более убедительная причина им не озвучена. Здесь он командует 52-тысячной армией. А без немцев у Юденича (который, заметим, в лучшие времена мог выставить в поле 17 тысяч штыков), станет хорошо если командиром дивизии.

На совещании в Риге 26 августа 1919 года (Бермонт, союзники, латыши, представители Юденича) вроде сговорились на альтернативном варианте: Бермонт выступает выступат на фронт к Двинску, оттуда наносит удар в направлении Великие Луки, Новосокольники с выходом наперерез линии Москва-Питер. Готовность к выступлению – 5 сентября.

Однако, вернувшись в Митаву, Бермонт начинает беконечные переговоры о том, кто и как его должен пропустить его с немцами к Двинску. Вообще-то от Митавы на Режицу идет прямая железнодорожная ветка, но мост через Западную Двину у Крейцбурга (Крустпилса) разрушен. Стало быть? либо литовцы доложны пропустить его к Двинску по ветке через Шавли (Шяуляй), либо латыши — через Ригу. «А то как же я буду снабжаться без мостов». Прелесть этих разговоров в том, что их можно вести до бесконечности, делая вид, что не понимаешь собеседников. Которые четко сказали, что немцев пропустят только в одном направлении — Восточной Пруссии.

Действительно ли Бермонт надеялся затащить с собой немцев в Россию? В 1925 году он издал мемуары «В борьбе с большевизмом» — несколько претенциозное название для человека, так ни разу и не выстрелившего по большевикам. Там он пишет о чем угодно, например, самая объемная глава посвящена разоблачению преступлений большевиков, только не о самом интересном — об отношениях с немецкими командирами Западной армии.

События октября-ноября 1919-го он объясняет просто: англичане на пару с латышами устроили провокацию. Не пропуская его на антибольшевистский фронт, напали на стоящую под Елгавой Западную русскую армию и спровоцировали ее на атаку Риги. А то бы именно он разбил орды Троцкого, взял Москву и изменил ход мировой истории.

Неоспоримый факт во всем этом тот, что 8 октября на линии демаркации начались бои, и к вечеру Бермонт был на рижском левобережье. Рассматривать этот удар как чистую импровизацию в ответ на наглую провокацию Улманиса мешает ряд обстоятельств. Помимо чисто тактического недоумения (латыши атаковали 5 тысячами 50? И соломки не подстелили на случай неудачи?), возникает такой вопрос: зачем за два дня до этого Бермонт организовал в Митаве Западное правительство, провозгласившее свою власть на занятых им территориях?

В его составе, кстати, имеется и латышская секция во главе с Теодором Ванкинсом и Андриевсом Ниедрой. Очень уж «к обеду» создана ложка в виде альтернативного правительства Латвии. А 4 ноября Бермонт отправляет доклад Деникину, в котором в качестве первоочередной задачи ставит себе «занятие Рижского района». Да, латыши «атаковали» как то уж очень вовремя.

Ну да ладно, что там с нашими мостами? В мемуарах Бермонта об этом – вскользь и без подробностей (этот удивительный человек, как я уже упомянул, обладает даром обходить молчанием все самое интересное). Майор Бишоф не упоминается вообще. В полутора абзацах обставлено дело так: сам то Бермонт хотел брать Ригу. «Надо идти без остановки дальше и не останавливаться перед разгромом этих скороспелых республик…». Но срочно созванное совещание Западного правительства (это на следующий день после уже реально отданного стоп-приказа) Бермонта, видите ли, «не поддержало».

Хм, это кто ж там такой смелый, чтобы пойти супротив самого Павла Рафаиловича? Граф Пален? Барон Энгельгардт? Князь Кропоткин — кстати, уже и утвержденный губернатором Риги? Да всю эту шушеру Бермонт сам же и назначил правительством – ни пикнуть, ни пукнуть без его команды они не смели. «Не поддержать» Бермонта могли только Гольц и Бишоф, которые и контролировали немецкие части. Но признать это Павлу Рафаиловичу невмоготу. Это значит поставить вопрос ребром: а кто, собственно, командует армией? Это расписаться даже не в том, что хвост вилял собакой, а в том, что сам Бермонт и есть хвост. (Даже порода известна — немецкая овчарка).

Хорошо, но каковы же мотивы Бишофа? Чего он то тормозит?

В декабре 1919 года бывший российский сенатор Алексей Валерианович Бельгард, вовсю замешанный в берлинские интриги вокруг Западной армии, в письме князю Ливену объяснял: "Русские формирования и русский флаг были ему [фон дер Гольцу] необходимы только для того, чтобы иметь возможность сохранить и сосредоточить на территории Курляндии и Литвы германские войска и необходимые склады в ожидании подготовлявшегося в Германии в середине октября выступления спартакистов в связи с предполагавшейся общей забастовкой, угольным голодом и всеобщим возмущением против теперешнего германского правительства. Но когда даже убийство Гаазе не вызвало, казалось бы, естественного взрыва, то Гольц оказался приблизительно в том же положении, как и Корнилов при его наступлении на Петроград».

Если принять эту версию за основу, то все встает на свои места. Теперь понятно, почему фон дер Гольц категорически не хочет выводить свои части в Германию, где они будут тут же демобилизованы. А заодно, почему ему совершенно не улыбается идти куда то в Россию на войну с большевиками. Немецким командирам и Рига то по большому счету не нужна. Какой тут к черту Улманис с его 20 зажиленными гектарами, ставки куда крупнее!

Немецкие монархисты — а фон дер Гольц один из самых ярых — ненавидят Временное правительство Германии, в котором заправляют социал–демократы. Монархисты считают, что это «второе издание Керенского» неизбежно приведет Германию к большевистской революции. И потому загодя готовят переворот. А 40 тысяч штыков в кулаке — очень веский довод в такой игре.

Становится понятно, и почему Бишоф отдает стоп–приказ. Ему совершенно не улыбается лезть со своими немцами на правый берег Даугавы. Не дай бог что случится с мостами (прорвется, допустим, к ним шустрый английский эсминец) — застрянешь на правобережье до второго пришествия. А Бишоф в любую минуту может получить команду из Берлина, в там — по вагонам и «ауфидерзейн Курланд».

Тогда зачем они вообще поперлись к Риге, а не подчинились приказу на вывод войск в Германию? Да потому что непосвященные в заговор солдаты сожрут любого, кто встанет на пути между ними и вожделенными «гектарами».

Чтобы сохранить управляемость частей, надо хотя бы обозначить, что командование честно стремилось вырвать у Улманиса обещанное. Ведь фон дер Гольцу как божий день ясно, что Антанта встанет на уши и, конечно же, ультимативно потребует прекратить боевые действия и отвести войска в Германию. Так теперь ему именно это и нужно! Именно в тот момент, когда в самой Германии «звезды сойдутся».

Теперь по упомянутому в письме Бельгарда Гаазе. Хуго Гаазе – один из лидеров немецкой социал-демократии. Именно 8 октября 1919 года, в день начала наступления Бермонта на Ригу Гаазе – какое «милое» совпадение! – смертельно ранен в Берлине в результате покушения. Ну-с, кажется партия задумана неплохо?

Спрашивается, а что Бермонт совсем дурак, раз позволил разыграть себя как пешку? Он не то чтобы дурак, да самолюбив больно. На это самолюбие его и купили, заставив поверить в себя как в реальную политическую фигуру, с которой считается даже Антанта. В сентябре–октябре 1919–го через его представителей в Берлине (поручик Энгельгардт, поручик Попов, Ремер) полковнику начинают аккуратно сливать информацию следующего содержания:

«Все ультиматумы по поводу вывода войск Гольца из Курляндии никаких последствий иметь не будут и созданы лишь для того, чтобы успокоить общественное мнение Англии и Франции. Вашу политику Антанта признает по отношению к Латвии правильной… Германское правительство (за исключением некоторых отдельных членов–жидов) всячески старается отклонить требование союзников об очищении Курляндии от немецких войск… Генерал Малькольм, начальник английской миссии, поехал в Лондон, где настоятельно желает проводить мысль, чтобы со стороны Антанты не чинилось бы препятствия…На все ультимутумы Антанты не следует обращать слишком большого внимания».

То есть из Берлина – а там же виднее контуры мировой политики! – прямо заявлено: местные английские эмиссары в Прибалтике просто не понимают политику партии и британского правительства. Идите на Ригу, дорогой Павел Рафаилович, и ни о чем не беспокойтесь. Он и пошел, вернее, его повели на помочах. Таким образом Латвия – это всего лишь задворки заговора в Германии. Увы и ах, европейская политика делается не в здешних палестинах.

Но и комбинация фон дер Гольца не сработала. Германское Временное правительство оказалось куда крепче его российского варианта, удержав контроль над страной. (К тому же сведения о заговоре просочились наружу. Из Берлина Реммер с тревогой пишет шефу, что «в руки Антанты попали какие–то письма, свидетельствующие о наличии в Прибалтике гнезда контрреволюционеров Германии» и что он всеми силами пытается отмазать его от этой истории). В итоге заговорщики не смогли раскачать ситуацию в Берлине до степени кризиса.

А Бермонт так и завис под Ригой. Месяц он стоит на левом берегу, в отчаянии лупит по правобережью из орудий, а английские корабли в это время перемешивают с землей русский батальон в Усть-Двинской крепости. Тупик…
Бермонт пытается «перезагрузить программу». Он мечется. То ищет новых союзников: в письме германофила Бермонта польскому генералу Галлеру озвучена идея «крепкого союза против пангерманизма» — каково!? То предлагает Улманису перемирие — безуспешно. То пытается создать южнее Риги плацдарм на правом берегу Даугавы, посылая туда русские части – может быть так удастся решить операцию? Нет. Там русские белогвардейцы входят в непосредственное соприкосновение с латышами и…

«Фридрихштадский плацдарм сделался пунктом, где бермонтовцам русской национальности было особенно удобно переходить на сторону латышей, чем они и пользовались, — пишет в «Записках редактора» рижский журналист Бережанский. — Сдавшиеся в плен бермонтовцы, убедившись, что их до сих пор обманывали, выдавая латышских солдат за большевиков, составили воззвание к своим товарищам с разоблачением обмана. Воззвания эти затем сбрасывались латышскими аэропланами над расположением бермонтовских войск. Так как воззвания эти были не анонимные, а подписанные фамилиями, известными русским солдатам, они сыграли большую роль в разложении русской части бермонтовской армии».

А Бермонт, чтобы хоть как-то оправдать название своей книги, отливает совершенно удивительные пули: «Латышские войска, которые сражались против моих добровольцев, были в большинстве составлены из тех солдат и офицеров, которые лишь недавно вернулись из России, где им была выполнена каинова работа…» А на дворе, напомню, октябрь-ноябрь 1919 года, красные латышские стрелки сцепились с другой Добровольческой армией – под орлом. До их возвращения в Латвию – почти год.

Латыши, надо признать, куда более адекватно представляли себе тогда ситуацию. «Я должен категорически заверить, что отношение латышских солдат к пленным русским бермонтовцам было не только вполне корректное, но и братское, — пишет Бережанский. — В то время как пленных немецкой национальности латыши беспощадно расстреливали, к русским солдатам было проявлено максимум внимания, предупредительности и заботы… считая их невинными жертвами обмана.

Значительная часть русских бермонтовцев по их личной просьбе была отправлена к генералу Юденичу на петроградский фронт… По рассказам русских бермонтовцев, они абсолютно ничего не знали, против кого вели бой. По объяснению их командиров, латыши были теми же большевиками, но несколько трусливее большевиков».

Бережанский цитирует докладную записку бермонтовского офицера: «К началу ноября вполне выяснилось, что русские войска совершенно не желают сражаться с латышами. А немецкие части, убедившись, что латыши оказывают сопротивление, отказывались драться и заявляли, что они пришли не для того, чтобы подставлять свои головы под пули».

11 ноября 1919 года все это «сидение под Ригой» закончилось прорывом латышских частей на левый берег Даугавы и отходом остатков Западной армии сначала в Митаву, а через несколько дней — дальше, в Германию. Где немцев демобилизовали, а русских интернировали.

…А монархический путч был все же поднят в Германии — в марте 1920 года. Он был горячо поддержан лично фон дер Гольцем. Но без «40 тысяч штыков в кармане» это была чисто платоническая поддержка. Путч провалился.

Но кое-что Гольц записать себе в актив все же может. Ведь независимо от его личных планов, на Даугаве в октябре-ноябре 1919 года стреляли по-настоящему. И кровь лилась всамделишняя. А как писал Некрасов, «дело прочно, когда под ним струится кровь».

Так что можно считать, что немецкий генерал обеспечил латвийскому народу возможность навоевать на настоящий национальный праздник… Это, конечно, не совсем то, чего он хотел, но ведь из 90% заговоров не выходит вообще ничего.